Дверь в квартиру была открыта. Консул буквально влетел в нее.
— Папа! — закричала Наташа, бросаясь ему навстречу.
В квартире сразу стало тесно. Темнокожий мужчина в синем костюме и темных очках подошел к Аданешь и молча пожал ей руку.
Затем он посмотрел на меня и на чистом русском произнес:
— Я полковник Маркос Габра. Поздравляю, господин Суворов! Блестящая операция! Мы уже доложили обо всем полковнику Зотову.
— Вы знаете Зотова? — удивился я.
— Мы вместе учились.
Вот это номер! Теперь понятно, откуда у моего начальника связи в Эфиопии.
— Он попросил меня организовать доставку девочки в аэропорт, — продолжал полковник. — А вас, господин Суворов, он ждет с докладом послезавтра. Ваш самолет вылетает завтра в семь утра. Вы, наверное, уже устали от Африки.
— Сказать по правде, мне здесь понравилось, — ответил я, бросив взгляд на Аданешь. — Но, все равно, спасибо.
— Кстати, вы полетите вместе с этой юной леди. — Маркос Габра кивнул на Наташу.
— Ура! — завопила та. — А ты? — вдруг опомнилась она, подбегая к Аданешь.
— Я приеду в аэропорт проводить вас, — ответила та, улыбнувшись.
— Чем я могу вас отблагодарить? — дрожащим от волнения голосом произнес консул, схватив меня за руку.
— О чем вы говорите, Анатолий Федорович! Я просто выполнял свой долг.
— Вы нашли ее, нашли…
— Должен признаться, что это, в первую очередь, заслуга лейтенанта Аданешь Тамерат, — сказал я, не без гордости взглянув на свою напарницу.
— Спасибо вам! — сквозь слезы прошептала Галина Павловна Романова, подойдя к Аданешь и обняв ее.
— Все, господа, на выход! — призвал полковник.
— Александр Васильевич, — сказал Романов, — а вас я жду сегодня на прием. Формально, это просто небольшой светский раут для коллег из дипломатических ведомств других стран, ну а на самом деле мы с вами обязаны выпить вместе за счастливое спасение моей дочери. Семен заедет за вами через два часа.
— Хорошо. Благодарю вас, я обязательно буду, — ответил я, слегка склонив голову.
На самом деле, это было как нельзя кстати. С той секунды, как Аданешь, оглянувшись и незаметно послав мне воздушный поцелуй, покинула квартиру, у меня на душе заскребли кошки, нужно было чем-то отвлечься. Поэтому я воспринял приглашение консула, как столь необходимую мне сейчас палочку-выручалочку.
Как только шаги на лестнице стихли, на меня нахлынула тоска. Я закрыл дверь и пошел в ванную. Умывшись, достал из чемодана костюм и долго возился с галстуком, который мне приходилось завязывать довольно редко. Справившись, наконец, с этой нелегкой задачей, я стал слоняться по квартире, скрипя неразношенными туфлями. И все думал, думал. О ней. О моей Аданешь. Вернее, об Аданешь, которую отчаянно мечтал назвать своей. О той, которая за эти несколько дней стала для меня такой близкой и дорогой. Я не хотел верить, что наша близость была случайностью, что Аданешь действительно хочет поскорее выкинуть из головы этот мимолетный роман. Я же видел ее взгляд там, в дверях, когда она уходила вместе с полковником Маркосом Габра. В этом взгляде не было безразличия. Наоборот, в нем было столько тепла и любви! Я бы отдал все на свете за то, чтобы вновь увидеть ее. Конечно, Аданешь обязательно приедет завтра в аэропорт. Она ведь обещала Наташе, а на ее слово можно рассчитывать. Но она нужна мне сейчас! Именно она, а не консул со своими дипломатами.
Два часа пролетели незаметно. Свистя покрышками, к дому лихо подкатил консульский «Мерседес». Я не стал дожидаться, пока Семен поднимется за мной, и сам вышел ему на встречу.
Мне не доводилось раньше бывать на светских раутах, но, тем не менее, это мероприятие не произвело на меня большого впечатления. В залитом светом зале приемов десятка три самодовольных, чопорных мужей от дипломатии, рассредоточившись на небольшие группы, вели исключительно важные беседы на совершенно отвлеченные темы, неся полную бессмыслицу, фальшиво улыбаясь и лениво потягивая шампанское из неудобных длинных фужеров. Однако их можно понять. Попытайся кто-нибудь их них заговорить о вполне понятных, конкретных вещах, его сразу же заподозрят в какой-нибудь провокации, а то и в подрывной деятельности или шпионаже. Поэтому они говорили красиво, правильно, изыскано, но таким образом, что через минуту все это забывалось, поскольку не несло в себе по сути никакого смысла. Жены дипломатов — прекрасная половина высокого общества, перенимая манеру своих мужей, тоже кучковались, правда, в более многочисленные компании и шумно стрекотали ни о чем, чокаясь с каждой вновь прибывающей дамой и, в знак приветствия, целуя воздух возле ее уха. При этом они охали, ахали, расхваливая внешний вид и одежды друг друга, корча смешные, неестественные гримасы, которые должны были означать восторг и умиление, радость и удивление, одобрение и восхищение.
Из всей этой компании, кроме консула с супругой, я узнал еще Евгения и Алевтину. Увидев меня, они заулыбались и пригласили присоединиться к ним.
— Какими судьбами? — воскликнул Евгений.
— Да вот, по личному приглашению консула, — скромно ответил я.
— О! Выходит дело, ты — важная птица.