Джон КЕССЕЛ. НЕКОТОРЫЕ ЛЮБЯТ ПОХОЛОДНЕЕ
Ее героями были Авраам Линкольн и Альберт Эйнштейн. О Линкольне речи не шло, но прикинуться Эйнштейном я при некотором старании мог. Я отрастил темные усы, на голове у меня появилась нечесаная седая грива. Для гардероба отобрал шерстяные брюки, белую хлопковую рубашку, габардиновый пиджак с узкими лацканами. Только ботинки были мои собственные, самые любимые - из натуральной кожи, австралийская копия модельной обуви середины двадцатого века, удобные, разношенные. В зеркале гримерной отразился симпатичный, рослый, моложавый родственник старины Альберта, помесь Эйнштейна и ее психиатра, доктора Гринсона.
Параллельные вселенные, окружающие вечер субботнего дня 4 августа, были так истоптаны - тут тебе и туристы, и биографы, и любители скандалов, - что появляться там не было никакого смысла. К тому же мне хотелось вкусить дух старого Лос-Анджелеса, каким он был еще до землетрясения. Поэтому я выбрал пятницу, 18 часов, и материализовался в кабинке мужского туалета аэропорта Санта-Мо-ники. Некоторые избирают места безлюдные, а мне подавай аэропорты, железнодорожные и автобусные вокзалы. Здесь все чужие, поэтому погрешности в вашей одежде никого не интересуют. Общественный транспорт предназначен для всех, в толпе ничего не стоит затеряться. Блок переноса, замаскированный под чемоданчик, выглядит совершенно невинно. Я купил в киоске пару пачек «Лаки Страйк», нанял в отделении агентства «Герц» синий «плимут» с автоматической коробкой передач, бросил брезентовую сумку с камерой и чемоданчик в багажник и, изучив карту, нашел мотель на бульваре Уилшир.
Здание было выстроено в ложно-испанском стиле: розовая штукатурка, красная черепичная крыша, колоннада вокруг бассейна; паренек со стрижкой новобранца, в белой футболке, заигрывал с сопливыми девчонками вместо того, чтобы чистить бассейн. Я не закрыл дверь своего номера и, вытащив сигарету, наблюдал за лодырем до тех пор, пока на него не набросилась толстая тетка в халате, потребовавшая, чтобы он взялся за дело. Девчонки радостно хихикали.
До наступления вечера я колесил по округе. Полюбовался в Санта-Монике причалом, который потом снесло цунами (она говорила Гринсону, что собирается побывать там в субботу вечером, но потом передумала и осталась дома), поужинал в «Дансерз»: колоссальный бифштекс, печеная картофелина размером с футбольный мяч, бутылка красного калифорнийского вина. Потом медленно проехал «Милю Чудес», опустив стекла и наслаждаясь волнами горячего воздуха. Все мне было любопытно: стриптиз и кинотеатры, бары и уличные проститутки. Многие женщины походили на нее прической и обтягивающими платьями и почти все без стеснения строили мне глазки.
Я поставил машину рядом с клубом «Блу Нот» и зашел внутрь. Над дверью клуба красовался огромный неоновый бокал синего цвета с золотым неоновым джином, в который падала здоровенная зеленая оливка, тоже неоновая. У стойки я заказал виски и послушал трио джазистов. Худой белый саксофонист с козлиной бородкой так истязал свой инструмент, что хотелось поверить: где-то внутри засела и не желает выходить мелодия. Бедные поклонники позднего модерна воображали, что разглядели контуры будущего! Грядущее казалось им суровым, нестройным, преодолевшим постылое мещанство. Им было невдомек, что и в будущем, как и в настоящем, центром мироздания останутся жратва и скучная работа, и что в 2043 году люди по-прежнему сходят с ума по любительским мужским квартетам, поющим без аккомпанемента.