2007 № 08

— Танцмейстера, должно быть, попросили приготовить достойное развлечение для членов нашего муниципалитета. Вот он и поставил столь необычный танец. Ты видел репетицию, Фолко, и был потрясен. Наверное, представление будет иметь огромный успех.

— Да, ради такого зрелища стоит жить, — согласился я.

— Но Максинио вряд ли захочет отдать свое сокровище сьеру Рутилиусу.

— Ни за что не отдаст, — заверил я. — Да узри вы ее хоть раз, тоже не отдали бы!

— Уверен, что это именно ее тень находится в стеклянном ящике Рутилиуса?

— Другой просто быть не может.

— В таком случае, нужно учесть все варианты. Что сделает Рутилиус, если мы немного подождем, а потом доложим, что не смогли найти хозяйку тени?

— Поручит другим ее отыскать и заплатит любые деньги.

— Но как они могут ее отыскать? Я немного подумал.

— Объяснит им, что мы потерпели неудачу. Тогда они начнут нас выслеживать. К этому времени все узнают о нашем визите к Максинио. Им легче легкого пойти по нашим стопам, обнаружить серебряную танцовщицу и уведомить Рутилиуса.

— А Рутилиус, услышав их рассказ, посчитает, что…

— …Мы предали его и имеем собственные планы на танцовщицу. Думаю, он будет крайне недоволен.

— А что станет с девушкой?

— Он похитит ее, несмотря на все усилия Максинио сохранить тайну и уберечь танцовщицу.

— А потом?

Я пожал плечами.

— Трудно сказать. Он добьется цели. Получит девушку.

— Каковы же будут последствия?

— Понятия не имею.

— Последствие может быть только одно. У тебя сложилось какое-то впечатление о ней? Не о балерине, а именно о девушке, независимо от танца?

Я размышлял. Но на ум ничего не приходило.

— Думаю, девушки вне танца просто не существует. Астольфо недоуменно моргнул глазами, но тут же мрачно кивнул:

— Потому что она не отбрасывает тени. Не отбрасывает тени, как сама музыка. Она изменилась, подобно тем несчастным мальчишкам, которых лишили мужской сути, чтобы сделать из них певцов, чистые сосуды искусства с хрустальным сопрано. Ты прав: вне танца она почти не существует. И Петриниус это понимает. Его рисунок тени насыщен более сильным жизненным духом, более яркими искорками души, чем сама тень. А тень, в свою очередь, обладает большей жизненной энергией, чем девушка, которая ее отбросила.

— Но чем этот факт может помочь Рутилиусу? Я вижу преимущества только для Максинио и спектакля, который он ставит.

— Он сослужит ему плохую службу, да и нам заодно. Нам нужно искать другие пути отступления или успеха.

— Каким это образом? Астольфо пожал плечами.

— Что-то я устал строить планы, размышлять, обдумывать и взвешивать. Мои мозги уже не так хорошо работают, как прежде. Почему бы тебе не пощекотать ребра своей хитрости и не изобрести стоящий план?

— Попытаюсь, — пообещал я, стараясь говорить беспечно и весело. Я пытался скрыть собственную неуверенность и дурные предчувствия.

— Мы, затаив дыхание, будем ждать твоего шедевра коварства и хитрости, — улыбнулся Астольфо. — Изложишь все завтра, до полудня.

Итак, мне предстоит составить некую программу и уклониться нет возможности. Ясно также, что мастер теней отвергнет ее, как идиотскую, глупую и невыполнимую. Поэтому я не особенно встревожился и посчитал, что этот вечер — мой, и я могу проводить его по своему усмотрению.

Поэтому я зашагал через весь город к «Сердцу Агаты», своему любимому кабачку, чтобы взбодрить ум и тело. Именно там, между бесчисленными кружками эля и постельными забавами, в один из моментов, когда я стал сомневаться в целесообразности такого времяпрепровождения, в мозгу блеснула некая мысль, после чего я мгновенно отправился домой, пошатываясь и спотыкаясь на каждом шагу. Конечно, это не было озарением, но даже и при таких обстоятельствах я не хотел утопить ее в пропитанном алкоголем забытьи.

Я встал поздно, за несколько минут до назначенного часа, наскоро привел себя в порядок и, выйдя из дома, приветствовал Астольфо, сидевшего в восточном саду под большим цветущим каштаном. Он с веселым пренебрежением оглядел меня, покачал головой, но ничего не сказал. Мютано, стоявший у маленького столика, наливал пенящийся эль из старого кувшина. Я попытался отвернуться от омерзительного зрелища и не менее омерзительного запаха, но он сунул мне в руки кружку. Я выпил и почувствовал себя немного лучше.

— Ты и представить не можешь, с каким волнением мы ждем твоего рассказа. Говори быстрее и развей наши тревоги, — с иронией предложил Астольфо.

Я с трудом сглотнул и, набравшись храбрости, спросил:

— Разве не вы говорили, что сьер Рутилиус провел юность в разгульных забавах и распутстве?

Астольфо не ответил, поэтому я поскорее выпалил:

— Должно быть, в те времена он разбрызгивал свое семя направо и налево. А если он неведомо для себя стал отцом парочки бастардов? Может, мы попробуем убедить его, что к ним принадлежит и танцовщица? Мол, она его родная дочь.

— И что тогда?

— Тогда он не сможет уложить ее в постель и оставит в покое.

— Но он уже до безумия обожает ее тень! И разве не будет горд признать, что плоть от плоти его наделена такой прелестью? Не станет пуще прежнего стремиться заполучить ее в свой дом?