2007 № 09

В первой повести «На Луне» автор, не мудрствуя лукаво, отправляет героя на нашу небесную соседку во сне — как в добрые старые времена (вспомним хотя бы Кеплера). Почему Циолковский, четырьмя годами раньше написавший работу «Свободное пространство», не воспользовался им же открытым способом передвижения в космосе, остается загадкой.

В этой ранней повести вообще много робкого, недоговоренного — начинающий автор пробует материал на ощупь, еще не зная, что он должен разъяснить читателю, а о чем лучше умолчать. Например, героя, проснувшегося в безвоздушном пространстве, тем не менее совсем не тяготит отсутствие скафандра. Циолковский же отделывается великолепной, с точки зрения литературной кухни, репликой: это, мол, загадка, ответа на которую он не знает.

И все-таки для своего времени это была настоящая научная фантастика — дерзкая, увлекательная, быстро нашедшая своего читателя. Неслучайно легендарный издатель Иван Дмитриевич Сытин, до того открывший русскому читателю Эдгара По, Джека Лондона, Жюля Верна, сразу же схватился за произведение дебютанта.

Первый и столь удачный опыт вдохновил учителя из Калуги — в короткий срок были написаны книги (по объему они сходили за брошюрки) «Изменение относительной силы тяжести на Земле», «Грезы о Земле и небе и эффекты всемирного тяготения», девять глав повести «Вне Земли».

В первой, названной откровенно неудачно (там речь идет о каких угодно планетах, но не о нашей), описан грандиозный Большой тур по Солнечной системе. Автор подробно описывает физические условия на разных планетах и размышляет о населяющих их формах жизни, включая разумных существ. И, кстати, впервые делает великолепные предвидения относительно будущей астроинженерной деятельности сверхцивилизаций. Позже он развил эти идеи в философских работах: «Каждая планета устраняет все несовершенное, достигает высшего могущества и прекрасного общественного устройства. Объединяются также ближайшие группы солнц, млечные пути, эфирные острова…» Знатоку фантастики не составит труда перечислить тех, кто развивал аналогичные идеи в НФ — начиная с ефремовского Великого Кольца.

«Грезы о Земле и небе» — еще не художественное произведение, но уже и не документальный очерк. Циолковский ставит классический мысленный эксперимент в духе последующей НФ: что будет, если?… («Тяжесть на Земле исчезла, но пусть воздух останется, и ни моря, ни реки не улетучиваются. Устроить это довольно трудно, предположить же все можно».)

А самая литературная из его книг — это повесть «Вне Земли». Полностью она впервые опубликована лишь в 1920 году — тиражом в три сотни экземпляров. В книге есть интрига, намечены герои (а не просто «рассказчики») и речь идет не только о природных явлениях или технических достижениях, но и о социальных переменах в будущем, какими они виделись Циолковскому. Конечно, все это очень условно и приблизительно; да и персонажи носят подчеркнуто говорящие фамилии — француз Лаплас, англичанин Ньютон, немец Гельмгольц, итальянец Галилей, американец Франклин. Только русский почему-то назван… Ивановым, хотя ему-то и принадлежит честь открытия способа межпланетного путешествия.

В повести много темного, неясного. Почти все, писавшие о ней, упирали на научно-технические прогностические идеи, и это справедливо: именно последние подробнее «расписаны», а кроме того, выдержали проверку временем. Однако когда я перечитывал книгу, внимание привлекли другие, ранее казавшиеся несущественными детали. Фон, который сам автор, видимо, вполне представлял себе, но не счел нужным расшифровывать читателю.

Что может означать, к примеру, этот странный мини-пролог, названный «Замок в Гималаях»? «Между величайшими отрогами Гималаев стоит красивый замок — жилище людей. Француз, англичанин, немец, итальянец и русский недавно в нем поселились. Разочарование в людях и радостях жизни загнало их в это уединение. Единственною отрадою их была наука. Самые высшие, самые отвлеченные стремления составляли их жизнь и соединяли их в братскую отшельническую семью. Они были баснословно богаты и свободно удовлетворяли все свои научные прихоти…»

Тут буквально каждое предложение может послужить отправной точкой для построения сюжета, обрисовки образов!

Или другой пассаж, требующий какого-то продолжения, развития, но… так и «провисший»: «Все это были люди разочарованные, нравственно потрясенные. Кто потерял трагически жену, кто детей, кто потерпел неудачи в политике и был свидетелем вопиющей неправды и людской тупости. Близость городского шума и людей растравляла бы их раны. Величие же окружающей гористой местности, вечно блестевшие белоснежные горные гиганты, идеально чистый и прозрачный воздух, обилие солнца — напротив, успокаивали их и укрепляли».

А короткие главки, рассказывающие о жизни на Земле в 2017 году… Циолковский их почти не развил, оставив только предельно лаконичные конспективные наброски.