2007 № 08

Завтрак, который он предложил, был весьма плотным, такой обычно подают в отеле во время ланча: яйца-пашот с ветчиной, легкий салат, поджаренный французский хлеб, масло и джем, фрукты.

— Ты каждое утро готовишь это для себя одного? — спросил Масаги.

— Не только для себя одного, — ответил Сирахасэ. Ответ прозвучал как-то страшновато.

— Разве ты живешь здесь не один?

В памяти всплыл образ девочки. Но спросить Масаги не решался.

— Ты не должен сидеть безвылазно в этой деревне. Это вредно и для тела, и для души, мне кажется. Что ты скажешь, если я посоветую тебе почаще выезжать в город? — спросил гость непринужденно. На самом деле он серьезно опасался за здоровье Сирахасэ.

— Так ты понял, что здесь не все в порядке! — улыбнулся хозяин. Его тронуло участие бывшего друга. — Но именно поэтому я не могу изменить самого себя. Я старался. Однако никак… Не могу приспособиться.

Масаги, и сам отшельник по натуре, разделял чувство отчужденности от мира, присущее Сирахасэ. И все же что-то в этом доме было не так…

После завтрака Масаги гулял по усадьбе. Только шелест пляшущих в воздухе листьев нарушал тишину. И только шорох опавших листьев под ногами отзывался во всем его теле.

Мир окутан золотом, эти краски погребли под собой все в этом мире. Наверное, когда долго живешь в таком месте, постепенно пропадает желание покинуть его.

Масаги оглядел усадьбу с обратной стороны.

«Кукольная» комната, кажется, в той стороне, подумал он. Похоже, этот старый европейский дом недавно перестраивали.

Был виден эркер. И тюлевые занавески.

Ему казалось, что оттуда кто-то смотрит на него.

Это… та девочка?

С наступлением вечера резко похолодало.

Сирахасэ с самого полудня беспрерывно бросал в очаг уголь. Разнежившись в тепле у камина и налив в чашечки кофе, Сирахасэ заговорил:

— Масаги… Ты помнишь свое обещание? Ты ведь выполнишь его?

Масаги колебался. В его воображении всплывало много разных историй. Сама ситуация вдохновляла своей загадочностью. Но какая повесть станет историей этой девочки?

— Сегодня вечером. Прошу тебя! — настаивал Сирахасэ. — Ты ведь можешь гостить здесь только эту ночь. Завтра ты должен вернуться в Токио.

На ужин хозяин опять приготовил изысканные блюда.

Холодная говядина, салат из артишоков и суп, спагетти под соусом, прекрасное вино…

Покончив с десертом, приятели перешли в гостиную. В плетеном кресле, где всегда сидел Сирахасэ, каким-то образом оказалась великолепная кукла, та самая, что лежала прежде в комнатке на втором этаже.

На кукле было другое платье, не то, что прошлым вечером. На этот раз это было голубое платье, пышно отделанное белым кружевом и лентами.

При виде куклы гость, вздрогнув, замер: сегодня она поразительно напоминала девочку в комнате с масками. Стеклянные глаза были устремлены на Масаги. Пустые, прозрачные светло-карие глаза. Руки и ноги куклы были как-то неестественно согнуты. Усевшись на диван напротив, Масаги чувствовал себя неуютно.

Сирахасэ держал в руках белую маску. Он снова приложил ее к лицу куклы, затем приладил ее так, что и лицо куклы, и вся она оказались повернуты к Масаги. В результате Масаги встретился лицом к лицу с куклой-девочкой.

Из-под маски на него смотрели глаза куклы. Глаза, уставившиеся на него сквозь прорези маски, были почти невидимы, и поэтому казалось, что это глаза живой девочки: Масаги стало не по себе.

Сирахасэ с видом заботливого опекуна сел, придвинув свой стул к плетеному креслу.

— Итак, начинай! — поторопил он Масаги.

— Подожди! Я, в общем, думал о рассказе, но… Скажи хотя бы, как ее имя, имя этой куклы.

— Если ты имеешь в виду имя той девочки… Ее зовут Тооко.

— Тооко?

— Да, оно пишется иероглифами «ребенок» и «глаза»: «Тооко».[18]

— Тооко… Как только в душе Масаги отозвалось это имя, ему показалось, что кто-то произнес его из-под маски. У гостя перехватило дыхание. Наконец, преодолев смятение, Масаги начал говорить. Постепенно он увлекся рассказом.

Это был рассказ не о кукле, а об одной девочке, над которой тяготело проклятие: рассказ о Тооко. Эта прелестная девочка из-за своей красоты стала игрушкой судьбы, претерпев много несчастий. И наконец, ее, живую, превратили в куклу…

Рассказывая, Масаги все больше воодушевлялся повествованием. Наступала ночь. Но мрак придавал ему силы, и Масаги все рассказывал, как будто побуждаемый лунным светом.

И лишь в полночь он вдруг очнулся:

— А кому… я рассказываю?

Сирахасэ сидел неподвижно. Но это был не Сирахасэ — вдруг все отчетливее стал понимать Масаги.

На гостя пристально смотрела белая маска.

В понедельник Масаги проснулся поздно, может быть, оттого что он рассказывал до глубокой ночи.

«Пора домой», — была его первая мысль.

Багаж уже был собран. С маленьким саквояжем в руках он вышел из гостевой комнаты и собирался уже спускаться вниз, как решил еще раз заглянуть в комнату масок. Но в это утро она была заперта.

— Спасибо за вчерашний вечер. Ты мне очень помог… Тооко очень понравился твой рассказ, — мурлыкающим голосом сообщил Сирахасэ.

— Я рад, — почти в отчаянии ответил Масаги, допивая свой кофе. — Надо возвращаться в Токио.