2008_32 (580)

Нельзя заставить человека быть счастливым, но можно помочь ему стать таковым, объяснив, от чего именно нужно получать удовольствие. К такому выводу пришли ученые из Университета штата Техас. В ходе исследования они установили, что приобретение той или иной вещи, какой бы желанной она ни была, не приносит долговременной радости. При этом, если человек доволен своим приобретением и с удовольствием пользуется им, то тогда он может испытывать подлинное и, что приятно, долговременное счастье. Социологи опросили порядка 150 студентов на предмет того, какие именно вещи им хотелось бы иметь и какими они уже обладают. Перечень получился довольно обширным. В него вошли автомобиль, аудиосистема, различные предметы мебели и многое другое. Показательно, что все без исключения участники исследования были счастливы во время приобретения вожделенного предмета. Однако с течением времени одни продолжили получать удовольствие от обладания им, а другие пожаловались на отсутствие радости от того, что у них есть вещь, которую совсем недавно они так страстно желали заполучить. В ходе бесед со студентами выяснилось, что мало приобрести желаемое, нужно этот предмет искренне полюбить. «Резюмировать результаты нашего исследования можно одним предложением: счастье — это не когда ты имеешь все, что хочешь, а действительно хочешь то, что имеешь», — сказал руководитель научной группы, профессор Джефф Ларсен. «Только действительно ценя ту или иную вещь, человек способен получать длительное удовольствие от обладания ею», — добавил ученый. Он отметил также, что сделанные учеными выводы можно распространить не только на вещи, но и на остальные аспекты человеческой жизни. «Если люди задумаются над своей жизнью, то поймут, что в ней не настолько все плохо, как они привыкли думать», — подчеркнул Ларсен. Безусловно, надо стремиться сделать свою жизнь лучше, но при этом не стоит недооценивать то, что уже в ней присутствует, добавил он.

Вадим ПОЛИЩУК

НОСТАЛЬГИЯ

СОЛДАТЫ СССР

УЧЕБКА

Призывная комиссия меня едва не забраковала. Стою в военкомате в одних трусах, вид у меня, прямо скажем, не геройский, да и весил я шестьдесят два с гаком.

— Где служить хочешь? — спрашивают.

— В танковых войсках, — говорю, — механиком — водителем…

Началось. И вес у меня маловат, и кариес на передних зубах. В общем, пришлось выкручиваться. Сказал, что подводным плаванием занимаюсь, что в комсомольском оперотряде. Велели от пола отжаться 25 раз, в спирометр дунуть. Дунул как следует. Взяли.

В шестидесятые годы допризывники сдавали зачет на значок ГЗР (Готов к защите Родины) — лыжи, кросс, плавание. Значок у меня, конечно, был, а спортивный разряд по подводному плаванию — в документах клуба, ждал моего совершеннолетия.

Отслуживших срочную службу ребят уважали, хулиганы их обходили стороной, девушки относились к ним серьезно, как к взрослым. Служить мне хотелось. Так получилось, что с самого детства я все время общался с солдатами, и солдаты мне очень нравились. Отец, деды у меня были военными, а жить нам случалось и в военном городке. Солдаты пацанов любили, водили в своем строю на обед, а по выходным — в кино. Офицеры делали вид, что этого не замечают. Мне еще десять лет было. За окнами нашего дома плац и казармы, у казарм солдаты, а около солдат — мальчишки. Шел шестьдесят первый.

Дисциплина была, что называется, на уровне, командиры не ругались, а караул перед построением собирался в курилке и солдаты объясняли нам, пацанам, как устроен карабин, давали и в руках его подержать. По городку и поселку солдаты ходили не обязательно строем, в свободное время играли с ребятами в волейбол, но, как я заметил, не было ни дедовщины, ни нарушений дисциплины среди солдат. Ну а старый списанный противогаз имел каждый уважающий себя мальчишка.

Потом было лето 62-го, все говорили о Карибском кризисе и о войне. Над домами низко летали ракетоносцы ТУ-16 с красными самолетами-снарядами под крыльями — рядом был военный аэродром. Женщины стали грустными, мужчины молчаливыми, а мальчишки серьезными. Мальчишки хотели быть солдатами, а не предателями и войны почему-то не боялись. А через неделю про войну и забыли.

Воинский эшелон — не экспресс, от Ленинграда до Чернигова ехали дней пять. В вагоне эшелона я и увидел впервые своего Комбата в форме капитана-танкиста. Он посмотрел мои документы и спросил — как я буду держать загубник изолирующего противогаза, если у меня кариес на передних зубах? Я сказал, что с аквалангом справлялся. Вроде убедил его, но зубы мне было велено вылечить. Откуда мне было знать, вчерашнему чертежнику-конструктору, что встречусь я с этим капитаном только через полгода и что моя дальнейшая судьба уже определена. Быть мне механиком-водителем в экипаже командира батальона, спать от случая к случаю, а до конца службы вылизывать, как любимую свою лошадь, боевую машину и до полночи работать с топографическими картами. И кое-что еще, а этого «кое-что» оказалось довольно много.