2009_20 (619)

Ещё одной заметной и не очень понятной на первый взгляд особенностью политической биографии Н. Вавилова является его активная поддержка Западом. Например, в середине 1930-х гг., когда организационная деятельность Н. Вавилова стала подвергаться всё более жёсткой критике со стороны как его коллег, так и представителей государства, в западных газетах появились публикации, выражавшие поддержку Вавилову, озабоченность его судьбой — иногда даже нарочито драматические, например, статья в Нью-Йорк Таймс от 13 декабря 1936 года, сообщавшая о (вымышленном) аресте Вавилова. Тогда же видный американский евгеник Чарльз Давенпорт начал кампанию в защиту якобы арестованного Вавилова; он утверждал, что «препятствовать работе таких людей как Вавилов означает наносить удар в лицо всей мировой цивилизации». Западные генетики предложили провести в Москве и под председательством Вавилова намеченный на август 1937 года очередной международный конгресс — с явной целью повысить внутренний и зарубежный статус Вавилова.[5] Проведение конгресса в Москве, вначале одобренное правительством СССР, было, однако, через некоторое время, по решению правительства же, отменено. Тогда Вавилов был избран почётным председателем этого конгресса, состоявшегося в Эдинбурге. В 1942 году, уже после ареста, Н. Вавилов был избран (заочно) членом Лондонского королевского общества, и английские представители, прибывшие в СССР, добивались встречи с ним. Заметим, что никто из коллег Вавилова — например, его старшие коллеги-растениеводы Н.М. Тулайков, В.В. Таланов, также арестованные и репрессированные, — подобной поддержкой Запада никогда не пользовались. К ним вообще не проявлялось никакого внимания.

Итак, каковы же были причины симпатий троцкистов к Вавилову каковы были причины активной поддержки его Западом и каковы были причины критики Вавилова со стороны сталинских прагматиков?

Ответ на эти вопросы можно найти в приводимых в настоящем сборнике исследованиях профессора В.И. Пыженкова. Автор приводит многочисленные примеры критических оценок, которые давали экспедициям и вообще организационной деятельности Н. Вавилова в 1930-е годы специалисты-растениеводы, отвечавшие за внедрение в производство новых сортов, повышение урожайности, интродукцию культур — то есть за практические вопросы развития сельского хозяйства. Основной причиной этой критики, как показывается в ключевой статье сборника — «Вавилов и интродукция растений в СССР» — была низкая эффективность вавиловских экспедиций для сельского хозяйства страны. В отличие от экспедиций американского Департамента земледелия, Вавилов и его сотрудники собирали не высокоурожайные сельскохозяйственные культуры, пригодные для немедленной интродукции в России, а «всё подряд», создавая «банк семян», нередко включавший дикие или малокультурные растения. Это было полезно для решения теоретических вопросов, но малосущественно для текущей практики. Как писал И.А. Бенедиктов, тогдашний нарком земледелия СССР, «работы Вавилова и его последователей каких-либо практических результатов не обещали даже в обозримом будущем, не говоря уже о тогдашнем настоящем». В.И. Пыженков отмечает, что самого Н. Вавилова интересовали в первую очередь академические проблемы ботаники — классификация, сходство признаков, центры происхождения растений. К решению этих, хоть и важных теоретически, но отнюдь не приоритетных в 1930-х гг. для растениеводства СССР, задач он подключал многочисленные коллективы, находившиеся под его руководством. Острые проблемы сельского хозяйства СССР откладывались на «потом». Результатами работ Н. Вавилова стали не новые сорта и не новые агротехнические приёмы повышения урожайности, а теоретические исследования. А результатом его дорогостоящих экспедиций — не интродукция, не внедрение в сельское хозяйство России лучших образцов мировой сельскохозяйственной практики, а «банк всех семян».

Вот здесь, в этой — с одной стороны «общечеловеческой», а с другой стороны, пренебрегавшей конкретными нуждами народа — ориентации деятельности Вавилова и заметна внутренняя близость его, человека как-бы правых взглядов, к левым троцкистам, также нацеленным на свершение глобальных дел и мало заинтересованным в проблемах «этой страны».[6] Для троцкистов русские были «топливом» в мировой революции. Для ученых, «развивавших мировую науку», труд русских крестьян и рабочих тоже фактически был «топливом» во всемирном прогрессе. Правда, согласен ли был сам народ послушно исполнять роль топлива — для мировой революции ли или для мирового прогресса, — ни те, ни другие поинтересоваться не удосуживались, что нередко приводило к печальным для них последствиям.