2010: Одиссея Два

Здесь было достаточно пищи для многих грядущих кошмаров, а завершал картину мазок, достойный кисти сумасшедшего сюрреалиста. В черное небо, казалось, прямо из пламени объятой пожаром луны вздымался гигантский изогнутый рог – таким, вероятно, видит его в последний миг обреченный тореадор.

Острый серп Юпитера вставал перед двумя кораблями, мчавшимися навстречу ему по параллельным орбитам.

18. Спасение имущества

Как только люк закрылся, Курноу и Макс поменялись ролями. Теперь уже Курноу чувствовал себя как дома, Браиловский же очутился в чужой стихии: его угнетала теснота туннелей и внутренних переходов. Разумеется, планировку «Дискавери» он знал, но лишь по чертежам и рисункам. В то время как Курноу несколько месяцев работал внутри еще не законченного «Дискавери-2» и ориентировался в нем буквально с закрытыми глазами.

Они пробирались вперед с трудом – корабль создавался для невесомости, а его неуправляемое вращение приводило к тяжести, хотя и слабой, но направленной всегда в самую неудобную сторону.

– Первое, что надо сделать, – буркнул Курноу, свалившись, словно в колодец, в очередной коридор и лишь через несколько метров за что-то ухватившись, – это остановить чертово вращение. Но нужна энергия. Надеюсь, Дэйв Боумен все обесточил, прежде чем навсегда покинуть корабль.

– Навсегда? А если он собирался вернуться?

– Не исключено. Но вряд ли мы это узнаем – даже если знал он сам.

Они достигли «Горохового стручка» – бортового космического гаража. Когда-то здесь помещались три «горошины» – три одноместные сферические капсулы для работы в открытом космосе. На месте оставалась только одна. Первая пропала после гибели Фрэнка Пула. Вторая находилась сейчас с Дэйвом Боуменом, где бы тот ни был.

На вешалках висели два скафандра без шлемов, неприятно похожие на обезглавленные тела. Не требовалось особого воображения – а оно у Браиловского работало сейчас сверх меры, – чтобы наполнить корабль целым зверинцем зловещих обитателей.

Курноу, естественно, не мог упустить удобного случая.

– Макс, – произнес он совершенно серьезно, – что бы ни произошло, умоляю: не гоняйтесь за корабельным котом.

Браиловскому стало не по себе. Он едва не ответил:

«Зря вы вспомнили об этом», – но сдержался. Не стоило обнаруживать слабость. Он сказал:

– Хотел бы я знать, кто подсунул нам этот жуткий фильм.

– Наверняка Катерина, – предположил Курноу. – Чтобы испытать нашу психическую устойчивость. Неделю назад, по-моему, он показался вам очень смешным.

Браиловский промолчал – Курноу был прав. Но одно дело теплая светлая кают-компания «Леонова», и совсем другое – ледяное темное чрево мертвого корабля, населенного привидениями. Даже самый несуеверный человек легко вообразил бы здесь неумолимого чужака, рыскающего по коридорам в поисках очередной жертвы…

«Все ты, бабушка, виновата, – подумал Макс. – Прости, родная, пусть земля сибирская будет тебе пухом.

Но виновата ты и те страшные сказки, которыми ты забила мне голову. До сих пор, стоит закрыть глаза, и я ясно вижу избушку на курьих ножках посреди лесной глухомани…

Но стоп. Я – способный молодой инженер. Передо мной самая сложная в моей жизни техническая задача. И моему американскому другу совсем необязательно знать, что иногда я просто испуганный мальчик…»

Его раздражали шумы: их было слишком много. Такие слабые, что лишь опытный космонавт различил бы их в шорохе собственного скафандра. Но Максу Браиловскому, привыкшему работать в мире полного безмолвия, они действовали на нервы, хотя он и знал, что все эти скрипы и трески вызваны перепадом температур: корабль вращался, будто жаркое на вертеле. Несмотря на удаленность от Солнца, разница температур на свету и в тени была значительной.

Даже привычный скафандр стал неудобен – снаружи появилось давление. Силы, действующие на сочленения, слегка изменились, и трудно стало рассчитывать движения. «Ты новичок, – сердито напомнил он себе, – придется всему учиться сначала. И пора сменить настроение, сделать что-нибудь этакое…»

– Уолтер, – сказал он. – Я хочу глотнуть здешнего воздуха.

– Что ж, давление в порядке. Температура… ого, сто пять ниже нуля!

– Да, бодрящий сибирский мороз. Но воздух в моем скафандре остынет не сразу.

– Тогда валяйте. А можно, я посвечу на ваше лицо? Чтобы не пропустить момент, когда оно посинеет… И говорите что-нибудь.

Браиловский поднял прозрачное забрало шлема и вздрогнул: казалось, невидимые ледяные пальцы впились в щеки. Он осторожно потянул воздух, затем вдохнул глубже.

– Холодно… Но до легких пока не дошло. И странный запах. Затхлый, гнилой… будто что-то… О нет!

Сильно побледнев, Браиловский захлопнул забрало.

– В чем дело, Макс? – спросил Курноу с внезапной и на этот раз неподдельной тревогой. Браиловский не ответил; казалось, его вот-вот стошнит. В скафандре это грозная, иногда смертельная, опасность.

После некоторого молчания Курноу сказал: