2012. Танго для Кали

— Что же, по-вашему, нам следует изменить? — с заметным сарказмом спросил Леонид.

— Нужно развернуться! — Ксения, похоже, действительно чувствовала себя маленькой мессией. — Сейчас о вас знает множество людей, но знают лишь о том, что написано в книгах и что вы говорите по телевидению. Но это же коммерческие передачи! Журналистам нужны лишь сенсации, громкие истории, им не нужна правда и настоящие серьёзные исследования. Простой зритель на науку не станет смотреть, ему скучно.

— Мы стараемся говорить с людьми на их языке, — принялся объяснять Леонид.

— Да, именно! — Казалось, Ксю ждала этих слов. — И вы перестаёте говорить на научном. Вас знают, как героев острых «историй», но вас больше не знают как исследователей. Когда последний раз обновлялся ваш сайт? Когда была последняя экспедиция? — Ксю упёрла руки в бока и постукивала носком узенького сапожка, как строгий профессор, распекающий нерадивых студентов.

— Недавно была. — Леонид улыбнулся забавной картине. — В прошлом месяце.

— И кто об этом знает? — продолжала атаку Ксю. — Кто знает, что вы делаете на самом деле? Что есть, кроме общедоступной легенды? Вы сами себя дискредитировали этой рекламой, неужели никто этого не понимает?!

«А ведь она не так уж и не права, — подумал вдруг Леонид. — Мы действительно несколько увлеклись пиаром, за ним не стало видно настоящей работы».

— А если понимает, то что? — В конце концов, надо же выяснить, что хочет от него эта странная девушка.

— То почему ничего не делает? Почему это всё допускается?

— Во-первых, у нас никто не может принимать решения в одиночку — это один из наших принципов, — начал Леонид.

— Но ведь это же неразумно! — немедленно перебила Ксю. — Так не могут жить настоящие организации, так нельзя ничего достичь. Это уровень обычной тусовки. Не зря во все времена было единоначалие, и в государстве и в армии обязательно. Не бывает совета командиров, такая армия не живёт.

— Вы не забыли про демократию? — возразил Леонид.

— Демократию?! — Ксю просто вскинулась при этих словах. — Да оглянитесь же вокруг! Вот она во весь цвет, демократия! Никакого порядка. Вы действительно этого хотите? Слова и слова, которым уже никто не верит, над которыми смеются, — это ваш идеал? Это то, к чему вы теперь стремитесь?

— Ксения, вы не слишком много на себя берёте? — Он попробовал поставить критиканку на место.

— Нет, я просто вижу. Я вижу и знаю, что будет, если ничего не изменится. — Сейчас она говорила без всякой агрессии и напора, её голос погас и повзрослел на десяток лет. — И я просто попробовала хоть что-то сделать, предупредить.

— А вы видите, что следует сделать, чтобы результат изменился?

— Да. — Ксю всё так же негромко и монотонно принялась перечислять: — Вам нужно изменить взгляды на жизнь, стать более внимательным и к окружающему миру, к тому, что происходит на самом деле, более внимательными к людям, живым настоящим людям, а не к идеям о них, которые вы придумали. Вам всем нужно больше гибкости, изменчивости, эластичности. Вам нужно больше чёткости и наглядности, это не значит рассказывать всем и всё, но если вы исследователи, то любой должен иметь возможность обратиться к вам за информацией. Это должно быть отработано и просто. Вам нужна структура, а не просто кружок друзей, или вы так и останетесь кружком, не больше. Конечно, если вы действительно хотите серьёзной организации. Не нужно мне ничего отвечать сейчас. Я прошу только подумать над моими словами.

— Хорошо, я подумаю, — отвечал ошарашенный Леонид. Он никак не ожидал встретить в парке не заигравшуюся девчонку, а настоящую ясновидящую. Или всё же не ясновидец, а… Леонид не успел завершить мысль, зазвонил телефон. Он извинился, ответил, выслушал сообщение и стал прощаться.

Матрёну потряхивало, она уже битый час беседовала с Чёрным, но беспокойство никуда не ушло. Она пыталась разобраться, что с ней такое, откуда этот всплеск эмоций, волна сомнений, ведь всё уже решено. Или нет? Или до самого последнего шага всё так и останется смутным, неопределённым и почти нереальным, как в затянувшемся сне? А когда сон кончится? Что будет с ними, если закончится этот сон и они просто проснутся в жёстком ясном мире, в котором нет слов «возможно», а есть только «так должно быть»? В котором они всего лишь песчинки у реки времени, ничтожные, возомнившие о себе песчинки. Ей было страшно.

— Я боюсь всего! Нет, не всего, боль есть сейчас, боли будет больше. Будет одиночество. Вот чего я боюсь, не боли. Нужно разбираться, разбираться сейчас.

— Мы разбираемся, мать. Мы именно это и делаем.

— Если Нечто ввёл меня, значит, он всё предусмотрел. Зачем ему привлекать человека, чтобы в результате он сильно страдал? Проводить через стресс, открываться? А? Чтобы я потеряла веру в людей? Веру в любовь? Стала бы сумасшедшей? Ведь не может такого быть, Антош, правда?

— А если я разберусь и в результате останусь с Татьяной? Этого ты не боишься?