2012. Точка возврата (СИ)

Принимать дары — обратный конец той же "палки": после ухода гостей, как правило, остается ворох предметов. За редким исключением совершенно не нужных. Разрываешь очередную упаковку и злишься: выбросить — жалко, но что теперь с подобным "удовольствием" делать? Так, в прошлом году Лукошкину кто-то подсунул (иначе и не скажешь) миниатюрные дорожные шахматы. Но Егор сроду в "клетках" не разбирался, тратить время на столь мудреные игры не собирался, даже от скуки. Решение, лежащее на поверхности: убрать в шкаф до очередного чужого дня рождения и вручить потом виновнику торжества. Вроде, рокировка выигрышная, в деньгах экономия. Но где гарантия, что не осчастливишь шахматами того же человека, который презентовал тебе "миниатюрную ненужность".

Лукошкину, как он считал, ни разу еще не вручили подходящий подарок. Вещь необходимую и полезную с его точки зрения. То, что Лиля дарила (свитер или галстук) — конечно, полезно и нужно, но лишь с точки зрения жены. Подобные носильные вещи она бы и так рано или поздно приобрела. Зачем же обычную покупку приурочивать к якобы особому дню? Вот тут и кроется отгадка: да потому что никакой особости в юбилее и нет.

Так размышлял Егор, рассматривая себя в зеркале над раковиной. Сегодня главе семейства, как почтительно говорили раньше, исполняется сорок. Вернее, двум главным членам семейства, как надо говорить теперь — у нас же равенство полов — исполняется по 40 лет. Лукошкину — ярому противнику юбилеев — еще несказанно повезло: они с женой родились в один день. Благодаря столь редкому совпадению они когда-то и познакомились. Ровно 20 лет назад.

Последний экзамен сдан, под сессией подведена жирная черта, зачетка спрятана до зимы, сердце радостно бьется в предвкушении долгих каникул. Вадим Нелюбин — друг-однокурсник уверил Егора, что мужики имеют полное право расслабиться и отметить официальный юбилей Лукошкина. Начинается новая жизнь — студенческое лето, и лучше встречать его в новой компании. Старая за пару лет поднадоела: Егор и Вадим грызут гранит русского языка на филфаке. Особая репутация факультета известна: в группе они единственные представители сильного пола. Поначалу, "по-первокурсному", подобное казалось преимуществом: все девчонки — их. Но "по-второкурсному" и дальше окружающие лица потеряли оригинальность и приелись что ли, ну, как… конфеты работникам шоколадной фабрики, когда их (в смысле кондитеров) в какой-то момент непреодолимо начинает тянуть на солёненькое.

Нелюбин подхватил друга под локоть и довел до неизведанного еще развлечения — до порога ночного клуба. Они тогда только-только стали открываться в Москве и внушали некоторый трепет впервые заглянувшим сюда. И хотя парни оделись привычно — джинсы да рубашки с коротким рукавом (подумаешь, эка невидаль — клуб), мимо тяжеловесов-охранников проходили на подогнувшихся коленках: вдруг не пустят. Кто его знает, как правильно воспринимать ночное заведение: то ли ресторан, где музыки больше обычного и до утра, и тогда без пиджака никак; то ли забегаловка, где лишь танцы, с закуской в перерывах. Но студенческий прикид не вызвал у стражников настороженно отрицательных эмоций, и друзья проскользнули в полутемный зал.

В центре возвышалась не то чтобы сцена, так — небольшой деревянный пятачок. На помосте стоял барный — то есть высокий и без спинки — стул. На нем, удобно зацепившись одной ногой за перекладину, сидел парень: он пел, терзая в руках микрофон, подтопывал второй ногой в ритм, откидывая периодически сваливающийся на лицо непривычно большой, достающий до подбородка, светлый чуб.

— Ой, я знаю его, — блеснул эрудицией Вадим. — Гарик Сукачев. Рок-н-ролл. Нам туда, — и он подтолкнул Егора к свободному столику у стены.

Они посмотрели перечень напитков, напечатанный на сложенной, словно театральная программка, двухстраничной тетрадке. Не сговариваясь, выбрали самый дешевый коктейль, и прокричали заказ подскочившему официанту.

Егор слушал Сукачева, Вадим осматривал зал в поисках подходящей компании.

В их дуэте именно Нелюбин обычно начинал знакомство. Проверенным и отточенным до совершенства способом — в комплект входили особая загадочная улыбка, подскок одновременно двух бровей и чуть хрипловатый голос. Вадим подплывал к девушкам и представлял сначала себя, а потом сразу, без паузы Лукошкина длинной, но очень выигрышной фразой: "Прошу любить и жаловать: мой друг Егор. Он же — Гоша, он же — Георгий, он же — Жора". Девушки, ошарашенные столь "многоэтажным" вступлением, тут же начинали хихикать, охать и ахать, и дальнейший разговор тек уже свободно, потому что неловкость первых минут легко преодолевалась.

Наискосок от Сукачева, тоскующего по "маленькой бейбе", склонились над столиком, что-то оживленно обсуждая, три девушки. Вадим прищурился, оценивая шансы, и кивнул Егору. Цель выбрана!

В музыкальной программе объявили перерыв. Парни подрулили к подружкам.