2013. Конец времен

Меня удивило, что у единственной сестры моей матери – двоюродной бабки Ингрид – нашлись деньги на оплату билета через океан. Она, правда, частенько приглашала к себе Ингрид, когда мы жили в Санта-Монике, однако она была вдовой, вела довольно скромную жизнь и отнюдь не сорила деньгами. Следующие слова Ингрид внесли в этот вопрос ясность.

– Она говорит, что за билет заплатишь ты. Она его просто забронировала.

– Ну конечно заплачу, – кивнул я, не имея ни малейшего понятия, где я возьму на это деньги. – Мне кажется, будет неплохо, если ты проведешь лето с тетей Дженни, поухаживаешь за ней. Это поспособствует формированию у тебя чувства ответственности.

– А чему еще это поспособствует?

Поскольку у меня не было ответа на данный вопрос, я, проигнорировав его, спросил:

– Когда вылет?

– Завтра.

15

Я остался один. Вернувшись из аэропорта, я вдруг осознал, что дом стал похож на пустую скорлупку, в которой уже нет ни людей, ни соответственно человеческих грез и иллюзий.

Расставаясь с Ингрид в аэропорту, я пообещал, что приеду к ней в августе, а затем мы вернемся вместе в Испанию – если, конечно, для нас еще будет смысл жить за пределами Соединенных Штатов. Того, что я зарабатывал здесь, в Испании, даже близко не хватало на оплату учебы в единственной из имеющихся здесь школ, в которой Ингрид смогли бы держать под контролем. По правде говоря, я даже не знал, как оплачу ее расходы за пользование мобильным телефоном, которые – несмотря на мои неоднократные увещевания – не опускались ниже ста пятидесяти евро в месяц.

Размышляя над множеством подобных мелких проблем, постепенно превращавшихся в своей совокупности в один огромный снежный ком, который уже грозил меня раздавить, я старался не думать о той трещине, которую дала моя жизнь после ухода Айны. По дороге в аэропорт Ингрид пыталась оправдаться за свое поведение: она даже показала мне распечатанное сообщение по электронной почте, в котором она, Ингрид, просила у Айны – хотя и в своеобразной манере – прощение.

– Если она тебя на самом деле любит, она вернется, – сказала, чтобы успокоить свою совесть, Ингрид, когда мы уже прощались у входа в зал вылетов.

Сидя теперь за столом в гостиной, я пребывал в таком сильном смятении, что даже не замечал, что лампочка на автоответчике телефона мигает еще с момента моего прихода. Сообщению, записанному на это цифровое устройство, предстояло так сильно изменить мою жизнь, что в сравнении с этим все то, что случалось со мной раньше, можно было считать всего лишь мелкими неурядицами.

Поскольку погода была нежаркой и безветренной, во второй половине дня я вышел погулять, чтобы хоть немного отвлечься от своих проблем, я уже полчаса бродил среди скверов и строящихся вилл, когда мне вдруг – впервые за три дня – позвонила Айна. Увидев на дисплее мобильного телефона ее имя, я глубоко вздохнул, чтобы слегка притормозить начавшее усиленно колотиться сердце. Поднося телефон к уху, я заметил, что моя рука немного дрожит.

– Лео?

– Да, это я, – ответил я, пытаясь говорить спокойным голосом.

– Как у тебя дела?

– Лучше и не спрашивай. А у тебя? Ты откуда звонишь? Такое впечатление, что ты говоришь, стоя рядом со мной.

– Нет, я не рядом. Если тебе интересно это знать, сейчас я в Валенсии. Мне нужно было побыть пару дней в полном одиночестве.

– Понимаю, – сказал я, взбодрившись от непринужденного характера, который принимал этот разговор. – Последние двое суток тебе приходилось нелегко, а я при этом находился где угодно, но только не рядом с тобой.

– Это уже не имеет значения.

– Да нет, имеет. Мне жаль, что я оказался не на высоте, однако теперь, надеюсь, я буду поступать правильно.

– Ты всегда стремишься поступать правильно. Проблема заключается в том, что тебе это никогда не удается, – проворчала Айна. – Как дела у Ингрид?

Этот вопрос вселил в меня надежду. Если Айна интересуется, как дела у дикарки, которая ее едва не отколотила, значит, наши отношения еще можно спасти.

– Она сейчас летит в Бостон. Поживет пару месяцев у своей двоюродной бабки. Это пойдет ей на пользу, потому что ей придется ухаживать за человеком, которого она очень любит. Она наверняка вернется повзрослевшей, вот увидишь. Два месяца в таком возрасте – это целая вечность.

– Она может вернуться оттуда еще более несносной, чем сейчас. Я сомневаюсь, что семидесятипятилетняя женщина, страдающая хроническим артритом, станет контролировать, куда ее внучатая племянница ходит и в какое время возвращается.

– Нужно дать Ингрид возможность наладить свою жизнь. Да и нам с тобой тоже, разве не так? Может, ты вернешься и мы предпримем попытку начать все сначала? Очень серьезную попытку, я имею в виду.

На другом конце линии воцарилось гробовое молчание.

– Айна, ты меня слышишь?

– Да, слышу, – ответила Айна безразличным тоном.

– И что ты мне ответишь?

Слегка дрогнувшим голосом Айна сказала:

– Я не вернусь.

С огромной тревогой на душе я услышал в трубке, как Айна глубоко вздохнула, а затем – уже спокойным голосом – продолжила: