_2015_05_14_10_21_29_958

Дурное настроение Эллиота улетучивается, только когда мы заканчиваем паковать его чемодан.

– Не обижайся на меня, – извиняется Эллиот, усаживаясь на кровать. – Я очень расстроился, что не останусь с вами на Рождество. Но думаю, мне на самом деле лучше уехать: я вам нужен как собаке пятая хромая нога.

– Не говори так, – я сажусь рядом с Эллиотом. – Понимаешь, мы с Ноем живем в десяти тысячах километрах друг от друга…

– Вообще-то в четырех.

– Может и в четырех, но между нами целый океан. Не думай, что наша с тобой дружба пострадает. Это только…

– Курортный роман? – заканчивает за меня Эллиот с надеждой в голосе.

– Да, курортный роман.

Эллиот расплывается в улыбке, а мне становится не по себе. Впервые за нашу дружбу я ему солгала.

Глава двадцать восьмая

Как-то я прочитала в журнале, что у каждого сна есть скрытое значение. Например, сон, в котором ты бежишь на вершину холма, но никак не можешь на него взобраться, означает, что и в реальной жизни ты с чем-то не можешь справиться. Если снится, что выпадают зубы – ты в себе не уверена. Или беременна? Не помню. В любом случае, всегда можно спросить у того, кто занимается трактовкой снов и готов объяснить твои грезы.

Открыв глаза утром в сочельник, я лежу и гадаю, как бы мой сон объяснил профессиональный толкователь. Мне приснилось, что я заперта в вагоне поезда вместе с Меган и Олли, и на каждой станции по громкоговорителю рассказывают какой-нибудь глупый случай из моей жизни. Например, вместо фразы: «Уважаемые пассажиры, мы прибываем на станцию такую-то», слышится: «Уважаемые пассажиры, а вы знали, что трусы Пенни видело полшколы?». А Меган с Олли сидят через столик и безудержно хохочут. А когда я пытаюсь встать и уйти, они заставляют меня сесть на место. А потом сиденье подо мной превращается в пирог, и весь шоколад остается у меня на штанах.

Я сажусь в постели и зажигаю прикроватную лампу. Ненавижу сны. Ненавижу, когда они воскрешают в памяти все неприятные события и лица, о которых уже успела забыть.

Я беру с соседней подушки фарфоровую куклу и прижимаю ее к себе. Так непривычно снова думать о Меган и Олли. Возникает идея зайти на Фейсбук и Ютьюб, чтобы узнать, обсуждают ли до сих пор то видео. Но, слава богу, я возвращаюсь в реальность и спрашиваю себя, нужно ли мне это. Особенно сейчас, когда прошлые неудачи отошли на второй план.

Я оглядываю комнату, и сердце сжимается от грусти. Сегодня мое последнее утро в Уолдорф-Астории. Я очень привязалась к этой комнате, как бы наивно это не звучало. Здесь моя жизнь превратилась в сказку. Здесь я поняла, что могу ее контролировать. Я решаю пофотографировать номер, чтобы навсегда сохранить в памяти связанные с ним эмоции.

Первым делом я фотографирую незаправленную постель, посреди которой на горе подушек восседает кукла. Потом я снимаю комнату с разных ракурсов и делаю несколько фотографий вида из окна. Брошенный на кресло плед – последний кадр, который будет мне напоминать о нашем с Ноем ночном разговоре при оранжевой луне. На душе становится легче: я посмотрела на комнату сквозь объектив камеры и перефокусировалась во всех смыслах. Меган и Олли, школьная пьеса – все в прошлом. Я должна держать в фокусе свое настоящее – Нью-Йорк и Ноя.

Меня переполняет радость, и хочется танцевать. Я хватаю пульт и включаю телевизор. По MTV нон-стопом крутят рождественские мелодии. Я начинаю плясать под «Santa Claus Is Coming To Town» и останавливаюсь, только полностью стряхнув с себя неприятный осадок от кошмарного сна. Потом я падаю на постель и улыбаюсь своей кукле.

– Счастливого Рождества, – шепчу я ей, запыхавшись.

К всеобщей радости Эллиот этим утром как всегда весел.

– У меня созрел план, – шепчет он мне за завтраком. – Такой подлый, что суперзлодей Загадочник позавидовал бы.

– Что за план? – шепчу я, поливая блинчики кленовым сиропом.

– Называется «Десять способов испортить Рождество моим вредным родителям», – говорит Эллиот, сверкая глазами. – Когда я дойду до последнего пункта, они точно пожалеют, что я не остался с вами.

– Что же ты собираешься делать? – смеюсь я.

– Первый пункт: говорю, что бросаю школу и ухожу в хиппи. Второй: скажу им, что с этого дня отзываюсь только на свое хиппи-имя Дождевая Вода.

Когда Эллиот доходит до последнего пункта своего коварного плана («Скажу им, что влюбился в байкера по имени Хэнк из клуба «Ангелов ада»), мы прыскаем со смеху. Мама и папа прерывают обсуждение организационных вопросов предстоящей вечеринки и недоуменно смотрят на нас.

– Над чем это вы так смеетесь? – спрашивает папа с ухмылкой.

– Не уверена, что хочу знать, – говорит мама.

– Да, лучше вам об этом не знать, – отвечаю я и подмигиваю Эллиоту.

Закончив завтрак, мы оставляем вещи в отеле на стойке администратора и едем с Эллиотом в аэропорт.

Я волнуюсь за Эллиота, и когда такси заезжает в терминал, спрашиваю, не боится ли он лететь в одиночку.