_2016_04_06_20_06_41_376

пробежал холодок. Я снова окуналась в это болото, где каждый шаг мог быть последним.

- Куда мы едем?

- Я снял квартиру, как только Русу сказали, что ты вышла из самолета.

Черт возьми! Получается, Руслан прекрасно знал, что я приехала! И не отвечал мне? Намеренно?

- А что с его квартирой? – спросила я, нервно постукивая подушечками пальцев по сумочке.

- Какой квартирой?

Серый наконец-то выехал на трассу и прибавил скорости.

- С той, что он купил.

- Не помню, чтобы Бешеный покупал хату. Может он не сказал мне. Оксан, ты успокойся. Сейчас не

самое лучшее время для выяснения отношений. Мы все в шоке, с этим нужно разобраться и это не

произойдет так быстро, как мы хотим! Поверь на Бешеного столько навалилось, что я еще удивляюсь

как он не сломался и не сидит на водяре с утра до вечера.

Я оставлю тебя в квартире и поеду на похороны. Рус вечером приедет к тебе. В хате все есть. Я

скупился. Но если что-то надо - там наличка в ящике трюмо в спальне.

Мы въехали в новый район и Серый притормозил.

Через пару минут он уже открывал входную дверь в шикарную квартиру в центре города. Сунул

ключи мне в руки и уехал. А я так и осталась стоять посередине комнаты с чемоданом и в полном

недоумении, чувствуя, что напряжение не только не отпускает, а начинает набирать обороты.

Я позвонила маме, чтобы немного успокоится, поговорила с Ваней, который взахлеб рассказывал

мне о новой компьютерной игре, и как бабушка разрешает ему играть в нее, в отличии от меня, а

Руся требует конфет и мультики. Я слушала рассеянно, постоянно думая о том, что сказал Сергей –

об убийстве родителей Руслана и понимала, что мне страшно. Словно я вдруг выдернула голову из

песка, как тот страус, и увидела, что опасность не просто не миновала, а смотрит мне прямо в глаза, заставляя содрогаться от ужаса.

Руслан одернул простынь и сжал челюсти с такой силой, что показалось по зубам пошли трещины.

Боль от потери бывает разной, как и реакция на нее, им овладевала ярость. Глухая, черная ярость, она заволакивала сознание продираясь сквозь слепоту и глухоту шока после страшного известия.

Руслан никогда не знал, как мог бы отреагировать на подобное горе, но он и предположить не мог, что вместо саднящего, опустошающего чувства потери, у него возникнет это дьявольское желание

убивать. Смотрел на круглое отверстие во лбу отца, переводил взгляд на мать, которая казалось

неестественно хрупкой и маленькой под белоснежной простыней, и понимал, что у него крошатся

кости и впиваются в мясо от дикого желания найти того, кто это сделал и выпустить ему кишки в

полном смысле этого слова. Взгляд застыл, как стекло…вместо синеватых лиц покойников он видел, как отец что-то кричит ему и указывает пальцем на дверь. До дикости захотелось вернуться в те дни, когда это было возможно. Оказывается, когда человек уходит навсегда, начинаешь тосковать даже

по скандалам, даже по самым болезненным словам, но только бы этот человек говорил, ходил, дышал, жил. Все кажется таким мелким, незначимым, пустым в сравнении с пониманием, что

больше никогда не услышишь даже слова или собственного имени.

- Вы уверены, что не хотите провести вскрытие, при насильственной смерти…

Руслан резко посмотрел на следователя. Ленивая, тупая задница с наглухо отмороженным взглядом и

прилизанными, к полу-лысому черепу, волосками серо-буро-поцарапанного цвета. Понимает, что

нихрена не сделает и создаёт видимость работы, оправдывая жирный конвертик, полученный

несколькими часами ранее у себя в кабинете, чтоб сильно не дергался и не усердствовал свыше

меры, где не надо.

- Более, чем уверен. Вам это ничего не даст, как и мне, прекратите ломать здесь комедию. Займитесь

видимостью работы и не путайтесь под ногами.

Хотел добавить, что ему достаточно за это платят, но не стал. Руслан вышел из комнаты для

опознания и почувствовал, как предательски саднит в груди, как першит в горле и хочется послать

всех нахрен, чтобы позволить отчаянью рвануть наружу.

У него было чувство, что его швырнули в холодную воду, под лед и заставили плыть со связанными

руками, он, бл**ь, нахлебался и идет ко дну. Притом идет ко дну не сейчас, а уже давно. А сейчас

страховку подрезали, и он прекрасно понимает, что барахтаться бесполезно, все равно утянет, на

ногах уже свинцовые гири в виде Оксаны и детей, драгоценные гири, которые не скинуть и

скидывать не хочется, лучше сдохнуть. Не будь этих гирь, взял бы ствол и всех порешил. Виноватых, не виноватых. На том свете разберутся кого, куда и за что и никакого правосудия. Только высшая

мера.

А так на шее гребаная удавка, он ее тянет за середину, пытаясь вздохнуть, а она, сука, захлестывает

все туже. Сплошная ложь, как болото.

Сто раз смотрел на входящие от Оксаны и не знал, что ответить. Как ей объяснить, что они, мать его, по уши в дерьме. Точнее он и притом давно. Откладывал разговор, трусливо, с жалкой надеждой, что

проблема рассосется.

Серый вбил последний гвоздь в крышку его гроба намертво, когда сообщил, что Оксана вышла из

самолета и взяла такси. Приехала, а он, идиот, мог бы и предвидеть, что она так поступит, но его