2017

В глазках замолчавшего Коляна блеснули злые слезы. Он всхрапнул и отвернулся к реке, которая под вечер сделалась глаже и была уже светлей скалистых берегов, перенимая у неба непередаваемо северный, холодный, перламутровый цвет.

– Как раз с драгоценным камнем в кармане следует бояться всего, – осторожно заметил профессор, укладывая в прогоревшие угли похожие на оленьи рога куски нарубленных березовых стволов. – Хочешь, так вон они, камни, бери и нагребай! – Анфилогов махнул рукой в сторону палатки. – Только если ты будешь предъявлять свое сокровище на манер документа, его у тебя отнимет в первом же переулке местная гопота. А у них отберет гопота покруче, и так будет, пока драгоценность не окажется у того, кто сможет просто носить ее на пальце. Камень, будь он «Рубин Эдуарда», сам себя не обеспечивает. Ему много чего нужно… – Анфилогов задумчиво смотрел в косматый костерок, все еще блеклый, почти не сгущавший вокруг себя вечерней темноты. Так, какие-то сумеречные призраки подступали от леса, окружали, угадывались за спиной.

– Я ведь не дурак, Василий Петрович, – печально произнес Колян, прикурив из кумачовой горсти, и рыхлый красный огонек его папиросы, размером с бутон гвоздики, рассыпал длинные искры. – Мы лет пятнадцать уже друг друга знаем. Был бы совсем дураком, вы бы меня уже погнали, верно? – спросил он с наивной надеждой, на которую профессору было нечем ответить.

Анфилогов пробурчал что-то неопределенное, хотя ему очень хотелось сказать, наконец: да, дорогой, именно за дурость тебя и держу, за дурость и исполнительность. Потому и терплю твои слюнявые рассуждения, твои гнусавые молитвы и потупленные глазки, твои похожие на дохлых крыс вонючие носки. Потому и вытаскиваю тебя отовсюду – из реки, из шахты, из ментовки, куда ты попадаешь в состоянии алкогольного опьянения и полного изумления перед несовершенством мира. Но когда-нибудь я сообщу тебе, что в действительности думаю, и спрошу, по какому праву такие, как ты, не желают жить по общим серьезным законам, а желают иметь в кармане волшебную палочку.

– Видишь ли, друг мой, твои мечты вполне обыкновенны, – проговорил профессор мягко, по привычке демонстрируя реакцию, противоположную истинным чувствам. – Можно сказать, они законны. Ты всего лишь хочешь стабильности. Но стабильность в этой стране самая дорогая вещь, куда дороже виллы и личного самолета. Если она вообще возможна. Ты, конечно, знаешь притчу про лягушку, которая упала в молоко, но не утонула, а взбила лапками масло и выбралась из кринки. Это метафора трудолюбия и силы воли. Но дело в том, что каждый гражданин России, взбив масло в малом сосуде, выпрыгивает в такой же точно, только большой, и снова начинает там бултыхаться. При удаче он опять окажется в еще более глубокой и широкой посуде все с тем же смертоносным молоком, и так далее. Вопрос лишь в том, где именно он захлебнется. Насколько мне известно, окончательной победы не существует. Во всяком случае, до конца этой игры еще никто не проходил.