2017

Это была знаменитая стратегия Сакова: сначала он выманивал партнера в чистое поле каким-нибудь заманчивым проектом, затем бил его нещадно и на спинах отступающего врага врывался в крепость, так захватывая чужой, более или менее лакомый бизнес. Казалось, ему достаточно булавочного отверстия, чтобы просочиться и связать чужие деньги несколькими молекулами своего присутствия: все, к чему прикасался Саков, он превращал если не в золото, то в самого себя. Было понятно, что если Тамара поддастся на провокацию, то от «Гранита» через год останется скорлупка. Крылову министр напоминал кукушонка: однажды ему удалось подсмотреть, как голый и красный птенец, похожий на живую жареную курицу, со слепыми буркалами, похожими на куриные желчные пузыри, выталкивал спиной из гнезда рябое мелкое яичко с нерожденным конкурентом. Саков и был кукушонок: подброшенный в элиту крупным криминалом, он сноровисто выпихнул номенклатурных сынков с оксфордскими дипломами, и теперь гнездо становилось уже маловато для взъерошенного бройлера. При этом Сакова отличала поразительно ранняя многодетность: трое детей от первой жены и четверо от второй плюс неустановленное число побочных отпрысков в России и за рубежом. Все известные миру маленькие Саковы были мужского пола, толстые, бойкие, брыкливые, сильно топающие пинетками и сандалетами, очень похожие щекастыми мордашками на собственные попы. Судя по тому, как сходны были между собою братики Саковы, все они преданно следовали одному оригиналу и льстили ему уже самим фактом своего существования. Повторенный во множестве своих упругих толстячков, молодой министр чувствовал себя оправданным – экзистенциально оправданным во всех своих действиях, включая лихие «стрелки» с ураганной пальбой, на одной из которых сам генеральный директор «Рифмаша» Чингизов был буквально перерублен крупнокалиберными, и от распада на части его спасло одно набухшее пальто. В сущности, Саков был дитя своего времени гораздо в большей степени, чем скромная Тамара: он выражал собой стремление мира существовать в многочисленных копиях, множиться, дробиться, превращать любую ситуацию в подражание чему-то или кому-то, в самодеятельный спектакль с условными декорациями и исполнителями ролей. В результате тот, кто стрелял в Чингизова сразу из двух раскаленных стволов, и тот, кто захватывал, круша компьютеры, офис конкурентов, был не совсем папаша Саков: последний слишком походил на бандита (то есть на сотни и тысячи коротко стриженных особей с резиновыми затылками, совершающих примерно такие же действия), чтобы нести за что-то личную ответственность. Мощный инстинкт размножения был у министра Сакова инстинктом бегства от подлинности. Возможно, семейство Саковых в перспективе было способно пойти дальше армии, где люди могут убивать благодаря одинаковой форме: братики-бутузы не только имели сходные черты, но и росли по одному проекту, так что младшие с течением лет буквально замещали старших и могли присвоить не только их игрушки, но и их фотографии.

Тамаре следовало быть очень-очень осторожной. Она молчала и улыбалась вопросительно, давая понять, что не услышала последнюю реплику министра.

– Да, кто-то на этом хорошо заработает, – вздохнул страховщик с квадратными усиками, заполняя нечаянную паузу. – Плюс доходы от туризма…

– Да не будет никакого туризма! – возмущенно воскликнул ревнивый Деревянко. Нос его из красного сделался лиловым и блестел, как стеклянная чернильница. – Тоже мне шедевр современного зодчества! Мы вон не можем заманить иностранцев ни фестивалем народных промыслов, ни музеем рифейской иконы! Не покупают туров!

– Музей писателей пять лет не ремонтирован! – тут же подхватил старик Семянников, потихоньку щупавший на блюде лакированные пирожки.

– Туризм будет, можете не сомневаться, – сообщила Петрова, возникая из табачной завесы, которую тянула вверх бесшумная вентиляция. – Я поздравляю вас, господа, – обратилась она к зашевелившимся мумиям, чья мимика в глубине капюшонов напоминала варку лапши. – Комплекс «Купол» действительно станет рифейской достопримечательностью, знаковым объектом нашей культуры, если, конечно, будет построен.

Гуманоиды разом поднялись и поклонились очень низко, хором проговорив что-то вроде стихотворения, лишенного не только согласных, но как будто любого человеческого смысла. Тамара благодарно просияла.