– Никитос, разреши выразить тебе мой респект! Прошу заметить, что без всякой лести и без ссылки на твои полковничьи звёзды. – с этими словами, Александр плеснул мутную жидкость в кружки. – Вот ты упомянул словосочетание «потомственные рабы». И ведь любой достопочтенный гражданин тебя бы поправил. Мол, формально, рабства на Руси никогда не было. Было крепостное крестьянство. Понимаешь?! Они, блядь, даже этим умудряются гордиться! А ведь вся соль в том, что крепостной гораздо хуже раба. Какой-нибудь гипотетический египетский раб, это обессиленный, тощий, голодный человек, который постоянно находится под надзором охранников и мечтает о побеге. А крепостной это кто? Это тот, кто терпит побои и унижения ради еды, воды и тёплого уголка в хлеву. Это тот, кто, работая во дворе, дожидается своего барина с ярмарки. Конечно же, за побеги крепостных наказывали и казнили. Но их никто не охранял двадцать четыре на семь! Сбежавший египетский раб со сто процентной вероятностью погиб бы в пустыне. Но сбежавший крепостной, имел огромные шансы на выживание в своей местности. И если проводить аналогии, то раб – это дикий зверь, мечтающий о своём родном лесе. А крепостной – это одомашненный пёс, довольствующийся покорёженной будкой, и смиренно лижущий руки своему жестокому хозяину. У такого пса и помёт рождается соответствующий!
Выпив и закинув в рот треугольный кусочек сыра, капитан поморщился и продолжил:
– Никита, ты слышал когда-нибудь о пирамиде Маслоу?
– Ну, что-то такое припоминаю. Это ведь, что-то там про потребности?
– Именно так! У высокодуховного человека, естественные потребности, типа поесть, поспать, заняться сексом занимают лишь малую часть времени. Большую часть сознания полноценной личности, занимают эстетические потребности и возможность самореализации. Эти неосязаемые, но важные для души пункты, должны быть в основании пирамиды полноценной личности. Культура, искусство, созидание, всё это отличает высокодуховного человека от остальных видов животных. Может, я ищу себе оправдание, но как ты думаешь, много ли было высокодуховных людей среди тех, кто выходил тогда против нас на улицы? – язык Александра начал немного заплетаться.
– Сомневаюсь, что много. – прищурился полковник. – Но, увы, среди этого стада, такие люди всё-таки были.
– Вот именно! Из-за того, что человекоживотных среди людей большинство, страдает светлое меньшинство. Ведь у этих животных, вышедших с плакатами на улицу, совершенно иная пирамида потребностей. Если у них есть пожрать, они будут молчать. Нет жратвы, будут тявкать. Если их хорошенько пнуть, они забьются в угол и будут молча хотеть жрать. Но если бы я увидел на улице лица настоящих личностей, вышедших протестовать не от голода, а с требованиями дать им созидать. То я бы, как и ты, сорвал с себя погоны! Даже не взирая на больную мать.
– Давай выпьем за здоровье твоей мамы! – полковник осушил кружку и, вытирая губы, проворчал. – А ведь бунтари ненавидят нас, и считают, что все из нас конченные гниды. Но ведь в наших рядах полно нормальных ребят. Многие из них не меньше бунтующих переживают за будущее своего народа.
– Вот именно! Они ведь не понимают, что дело, по большей части, в них самих! Пора переставать быть животными! Пора становится людьми! Ау, народ! Тогда и отношение к вам будет соответствующим!
– Увы, в наши дни, принципы стаи, закон сильнейшего и инстинкт выживания правят миром. Живём в одном большом зоопарке.
– Слушай, Никита, ответь мне честно, против каких личных принципов тебе пришлось пойти, чтобы получить твою должность? Как тебя угораздило до полковника надзора дослужиться?
– Да, наверное, так же, как и тебя до твоей должности. Когда люди начали дохнуть, словно мухи, жирные карьеристы и прочие конторские задолизатели, ведущие нездоровый образ жизни, первыми начали покидать свои кабинеты вперёд ногами. Кадры стали редеть. Ты ведь знаешь, Саня, что я за звёздами никогда не гнался и ничьих жоп не лизал! – полковник поднял палец вверх и торжественно заявил заплетающимся языком. – Мне не пришлось поступаться никакими принципами. Должность просто предложили, а я просто согласился. Ведь в такое время, дополнительный паёк для семьи не будет лишним.
– А я и не сомневался в тебе, Никита. Ведь я сам лишь из-за матери здесь держусь. Слушай, а ты на гармошке всё ещё играешь?
– Ну, конечно, играю! А ты чего гитару свою сюда не притащишь? Сейчас бы спели с тобой!
– Гитара дома. Из-за местных люмпенов её сюда не приношу.
Окна в кабинете завибрировали, кружки медленно поехали по поверхности стола. Нарастающий рокот прокатился гулким эхом где-то вдалеке. Глядя на покосившийся портрет Дзержинского полковник, усмехнувшись, спросил:
– Этот, тебе от предшественников достался?
– Ага. Всё забываю снять. А ты, как я вижу, уже привык к этим землетрясениям и не паришься?
– Так, а хули тревожиться? Трясёт каждый день, да через день! Вот в тот месяц, когда ебанула Белорусская атомная станция, было действительно стрёмно. А то, что сейчас, это так, ерунда.