Возвращаясь рейсом из Бендер-Аббаса, он работал над своими мемуарами, как делал почти каждое утро, и теперь с нетерпением ждал своей обычной прогулки по своему участку и возвращения к комфортной рутине. Когда несколько недель назад поступило приглашение в Бандар-Аббас, Фаршад сначала отказался от него. С момента Победы в Проливе, когда верховное командование провозгласило его последнюю битву, его страна возлагала на его плечи честь за честью, начиная со второго награждения орденом Отца и заканчивая упоминанием Верховного лидера в общенациональном телеобращении к парламенту. Если бы такое признание возникло в результате другого сражения, в котором разница между победой и поражением не сводилась к тому, в какую сторону дул ветер, возможно, Фаршад отнесся бы иначе к принятию приглашения.
Теперь, наконец-то дома, он сначала подумал распаковать вещи, но потом решил, что сделает это сегодня вечером. Вместо этого он совершит долгую прогулку, чтобы размять ноги. Он пошел на кухню и приготовил себе свой обычный простой обед: вареное яйцо, кусок хлеба, несколько оливок. Он положил еду в бумажный пакет и отправился через свою территорию. Деревья покрывали его маршрут. Первые осенние краски уже коснулись краев их листьев, а ранним полуднем прохладный воздух намекал на смену времен года. Поздние полевые цветы выстроились вдоль его пути, когда он направлялся по утоптанным в грязи тропам к ленте ручья, разделяющей его владения пополам.
Фаршад с трудом мог поверить, что прошло больше года с тех пор, как эти русские десантники были выброшены в море. Он никак не мог решить, много ли времени прошло или совсем мало. Когда он думал о деталях сражения в проливе, ему казалось, что это не так уж много. Когда он думал о том, как сильно изменился мир с тех пор, ему казалось, что прошло гораздо больше года. Теперь Фаршад понимал себя маленьким действующим лицом в гораздо более масштабной войне, которая привела к глубокой глобальной перестройке.
Когда Фаршад готовился к нападению Русских на его островные укрепления, он и понятия не имел, что индийцы вмешались на стороне мира, потопив китайский авианосец и уничтожив американскую эскадрилью истребителей. К сожалению, одному пилоту из этой эскадрильи удалось ускользнуть как от индийских перехватчиков, так и от китайских средств ПВО, сбросив свой груз на Шанхай. Много месяцев спустя город превратился в обугленную радиоактивную пустошь. Число погибших превысило тридцать миллионов. После каждой из ядерных атак международные рынки резко падали. Урожай провалился. Распространяются инфекционные заболевания. Радиационное отравление обещало заразить поколения. Разрушения превзошли способность Фаршада к пониманию. Хотя он провел всю свою сознательную жизнь на войне, даже он не мог осознать такие потери.
По сравнению с трехсторонним конфликтом между американцами, китайцами и индийцами соперничество его страны с русскими в ретроспективе выглядело не более чем внутренней ссорой. В парламенте и среди высшего командования возник некоторый вопрос относительно того, квалифицируются ли захваченные русские военнопленные как “военнопленные”, поскольку две страны не находились в состоянии официальных военных действий. В Тегеране фанатики в правительстве пригрозили классифицировать русских как “бандитов” и казнить их соответствующим образом. Однако, когда в рамках мирных соглашений, заключенных в Нью-Дели индийцами, Организация Объединенных Наций объявила о своей реорганизации, Верховный лидер проницательно использовал милосердие к заключенным русским как способ обеспечить Ирану постоянное место в Совете Безопасности, на переводе которого индийцы уже настояли из Нью-Йорка в Мумбаи в качестве предварительного условия предоставления крайне необходимого многолетнего пакета помощи Соединенным Штатам.
Выйдя на прогулку, Фаршад подошел к ручью на своей территории. Он ступил на пешеходный мост, облокотился на его балюстраду и уставился на прозрачную ледниковую гладь, которая текла внизу. Его мысли переключились с прошлого года на последние несколько дней, на его поездку в Бандар-Аббас и последнюю, хотя и несколько абсурдную, честь, оказанную ему Военно-морским флотом: посвящение судна его имени.
Надо признать, поначалу Фаршад был весьма польщен. Хотя формально он был офицером Революционной гвардии в отставке, военно-морской флот принял его, когда его карьера была разрушена, и теперь, увенчанный его новообретенной славой, они проявили желание объявить Фаршада своим. Он представил себе гладкий нос фрегата или крейсера с его именем, выбитым на боку. Он мог представить зубья его великолепного якоря, и его палубы, ощетинившиеся ракетами, снарядами, пушками, и команду, которая поддерживала корабль, и, следовательно, его имя, сияющее, когда оно пересекало горизонт за горизонтом.
Прошло несколько недель, пока были приняты меры к поездке Фаршада в Бандар-Аббас. Затем военно-морской флот передал технические характеристики судна, которое будет носить его имя.
Не фрегат.
Не крейсер.
Даже не маленький, но быстрый "корвет".