2070 (СИ)

Вместо меня это сделал один из сопровождающих меня солдат. Он мгновенно определил крикнувшего, и через несколько секунд тот уже стоял на коленях, прикрывая голову руками.

— Хватит! — я попытался, чтобы голос звучал как можно нейтральнее. — Нам нужны люди. Он вполне сгодится для работы.

Солдат несколько секунд не двигался, а потом кивнул. Подняв мужчину за ворот тонкого пальто, он толкнул его в мою сторону. Мужчина — высокий, лет тридцати пяти-сорока, лысый и сероглазый — с ненавистью посмотрел на меня и оттёр с лица кровь. "Слишком много крови" — невольно подумал я.

Люди настороженно наблюдали за нами, теснее сбиваясь в кучки. Я слышал тихий шёпот. Страх остаться без обеда, быть наказанными или убитыми, непонимание и опять ненависть, направленная на меня — всё это я слышал со всех сторон, но не чувствовал ничего, абсолютно ничего. Мне нравилось отсутствие тревоги, страха, боли и злости. Мне просто хотелось жить, ради чего-то прекрасного, что находилось совсем рядом, пока недоступное моему пониманию. Я просто знал, что оно есть. И ради встречи с ним я был готов на всё.

Я пошёл вдоль рядов, выискивая подходящих людей. Лагерь был достаточно большим, обходить его всего не было смысла. И в этих ближайших четырёх бараках можно было найти подходящих узников. Те, кого я вызывал, отдавали свои миски и ложки товарищам и надрывно просили оставить им их порции. Я не сомневался, что большинство из тех, кого я отобрал, вернувшись в свои бараки не обнаружат в мисках похлёбки. Перед таким соблазном — чужая порция! — тяжело устоять.

— Куда нас ведут? — обратился ко мне один из узников. — Мы чем-то провинились? — он говорил спокойно, будто спрашивал у случайного прохожего дорогу до библиотеки.

— Не провинились, — покачал я головой. — Нужно разобрать завалы после взрыва. И всё.

— Ты не обманываешь? — подал голос другой узник. — Ты говоришь правду?

— Правду! — я слегка повысил голос. — Живее! Если будете медлить, то тогда точно подвергнетесь наказанию. И не задавайте вопросов, вы же все прекрасно знаете, как Иные к ним относятся.

Узники построились в шеренгу по три человека. Солдаты шли по бокам, подгоняя людей негромкими окриками. Мы недалеко отошли от бараков, когда из колонок, прикреплённых к высоким столбам, раздался равнодушный мужской голос:

— В связи с возмутительнейшим событием обед и ужин сегодня отменяется. Все бараки будут осмотрены на предмет запрещённых предметов. Всем обитателям лагеря оставаться на своих местах. За малейшее нарушение приказа — смерть.

Я вопросительно взглянул на солдат, но те приказали следовать дальше. Над лагерем поднялся крик. Люди орали и рыдали, бросались в ноги к стоящим рядом Иным и умоляли дать им хоть немного еды и тут же получали удары. У некоторых начинали кровоточить заклеймённые запястья, некоторые падали на землю и бились в судорогах, извиваясь и неестественно выгибая спины.

— Целый день без еды! — простонал один из узников, выбранных мною. — Итак с голоду помереть можно, а тут ещё и это. Кто же устроил этот чёртов взрыв?

— Не жалуйся, — пожилой высокий мужчина недовольно посмотрел на жалующегося. — Мы должно с достоинством принимать все тяготы и испытания, которые выпадают на нашу долю. Те, кто устроил взрыв, молодцы. Они станут героями, и через много лет, даже если мы всё ещё будем рабами, о них будут вспоминать как о тех, кто не сломился, не стал рабом Иных, — он презрительно покосился на меня, — а боролся! Да, они погибли. Мы не знаем их имён и кем они были. Но для нас они должны стать примером. Нельзя в такую минуту думать только о еде.

— На твоём месте я бы заткнулся, — посоветовал я. — Или же через минуту окажешься в карцере. А там, ты знаешь, с такими, как ты, не церемонятся.

— Пыткам меня не заткнуть, — старик прожигал меня злобным взглядом. — Я останусь верен своему народу до последнего вздоха, в отличие от тебя, подонок. Рано или поздно, но ты ответишь за предательство.

— Я никого не предавал, — захотелось кричать, громко кричать от этого раздражающего упрямства и неразумного геройства, но я сдержался. — Я не вызывался на должность главного по бараку, меня назначили, и отказаться я не мог. Каждый из вас, следуя голосу разума и инстинкту самосохранения, согласился бы. И вы так же бы ходили с оружием, так же бы наказывали тех, кто нарушает правила, и так же бы радовались лишнему куску хлеба.

Старик хотел возразить, но получил дубинкой по спине и остаток пути пытался восстановить дыхание. Товарищи поддерживали его с обеих сторон, чтобы тот не упал, и тот кое-как доковылял до разрушенных бараков.