2084*

– Знаешь, Алекс, мне вдруг стало не по себе от мысли, что мы не можем просто обняться из опасения быть неправильно понятыми. Это чудовищно. Все зашло чересчур далеко. Ты слишком долго был там, где это не ощущается так остро.

– Хорошего мало.

– Даже хуже, чем ты думаешь. В глаза не бросается, но люди уже совсем не те. На лицах не написано, что в головах. Выглядят нормально, но нормальных почти не осталось. Приходишь к кому-то и невольно начинаешь гадать.

– Когда то, что противоречит здравому смыслу и законам природы, не только узаконено, но и считается естественным и единственно возможным, чего еще ждать?

– Опять красиво сказано, старик. Тоска. Выросли поколения, о другой жизни не имеющие представления. Они думают, что так везде, что только так может и должно быть.

– В этом весь фокус. Главная задача любой власти – внушить людям, что все нормально, что они живут не хуже других, а если некоторые хуже, то только временно, пока не станут жить лучше. А дальше можешь добавить про то, что каждый народ заслуживает и так далее. Это так и есть.

– Значит, шансов нет. Особенно, когда большинство довольно. Здесь лишь такие, как мы, да наши родители, знают, какой была Америка относительно недавно, что ее история не ограничивается несколькими десятилетиями. Все, что было до 2030-х, объявлено эпохой невежества, сексуального бесправия и нравственного вырождения. Какая-нибудь пара десятилетий, и из памяти вычеркнуты сотни лет.

– Не пара. Новую, правильную историю Америки «цветные» начали писать сразу после прихода к власти. Делали это упорно и умело. Вчерашние извращенцы и презираемые обществом изгои, вернее, возглавившие их движение лидеры, заявили о себе в полный голос. О том, что в Америке сексуальные меньшинства никто не притеснял, и чувствовали они себя вполне свободно, забыли напрочь.

– Я с таким отношением точно не встречался.

– Поскольку стариков просвещать было бессмысленно, главное внимание уделили детям. Ничего нового. Отработанный авторитарными режимами прием.

– Ну, ты даешь! Тебе бы лекции читать. В школе программы были, и правда облегченные, особо напрягаться не приходилось.

– Правильно. Это и был переходный период, из учебников убирали все, что напоминало о прошлой жизни в этой стране, а о других странах и подавно. Их вроде и не существует. А тебя, кроме электроники, тогда ничего не интересовало.

– Да, учеба не напрягала, но я думал, так всегда было.

– Я и сам этому значения не придавал. Но помню, что мой класс был последним, когда мы учились и праздновали выпускной вместе с девчонками. В следующем году ввели раздельное обучение в начальной школе, в средней появился обязательный курс правильного сексуального воспитания, в колледжах – и то, и другое сразу. Дома воспитание довершали однополые родители, и такая система оказалась эффективной.

– А мы с тобой как раз тогда уехали на учебу за границу.

– Младше нас в семье не было, у немногих остававшихся здесь знакомых тоже. Нововведения нас обошли. Я заметил перемены, только когда вернулся из Англии. Преподавать литературу не пришлось, ее здесь не стало. Не уехав отсюда сразу, я был обречен на то, что потом и случилось.

– Мне в этом плане повезло больше. Специалистов уже катастрофически не хватало, и я был нарасхват. «Цветные» мне по барабану, нормальные девчонки стали редкостью и старались не светиться. Многие косили под лесби. Поди разберись. Когда тебя забрали, вся жизнь моя была в нашей семье, все заботы – о папе с мамой, о Марии и Алекс.

– Ты молодчина. Я это знал и за родителей был спокоен.

– Такими они нас воспитали.

– Хорошо, что здесь их нет, и они этого не видят.

– До отъезда насмотрелись. Папа говорит, что Америки больше нет, и сюда его не тянет.

– Он прав. Есть такое выражение «Иван, родства не помнящий». В России при царе беглые каторжники, скрывая свое подлинное имя, представлялись Иванами, не помнившими, откуда они родом. Так называют людей, отрекшихся от своих корней, от обычаев предков. Отрекшаяся от своей истории страна еще хуже. Папа прав. Его Америка исчезла, а навсегда или нет, никто не знает.

– Мне ответ ясен. А они это понимают?

– Кто-то понимает, кто-то и думать не хочет. Можно ведь жить сегодняшним днем.

– Пожалуй. Живут-то не так уж плохо. Все, что нужно, есть. Есть что есть. Жильем и прочим необходимым обеспечены. Не жируют, но и не нуждаются. Роботы – мастера на все руки – сняли проблему рабочей силы. Молодые иной жизни не видели и не знают о ее существовании. Новые переселенцы из дальних мест могли бы что-то рассказать, но они не затем сюда едут.

– Все еще едут?

– Чем дальше, тем меньше. Такое впечатление, что «цветных» скоро нигде, кроме Штатов, не останется, и пополнения вообще не предвидится. «Драгоценный генофонд» собрали здесь. Вредной информации поставлен заслон – она блокируется. Злостных нарушителей закона вроде тебя от общества изолируют. Так что юные и все остальные души ограждены от тлетворного влияния.

– Похоже, всех это устраивает.

– Если не считать таких, как мы.