21 урок для XXI века

Чувствами руководствуются не только избиратели, но и политические лидеры. В 2016 году в процессе подготовки референдума по Брекзиту кампанию за выход из ЕС возглавляли Борис Джонсон и Майкл Гоув. После отставки Дэвида Кэмерона Гоув поначалу поддерживал кандидатуру Джонсона, но в последний момент заявил, что тот не подходит для должности премьер-министра, и объявил о намерении самому бороться за этот пост. Действия Гоува, лишившие Джонсона шансов стать главой кабинета, были расценены как политическое убийство в стиле Макиавелли[45]. Но Гоув оправдывал свой поступок чувствами, объясняя: «Перед каждым шагом в своей политической жизни я задавал себе вопрос: „Как я должен поступить? Что мне подсказывает сердце?“»[46] Вот почему, если верить Гоуву, он так яростно сражался за Брекзит, а затем счел необходимым нанести удар в спину своему верному союзнику Борису Джонсону, чтобы самому претендовать на статус альфа-самца: так подсказывало ему сердце.

Возможно, именно эта зависимость от веления сердца – ахиллесова пята либеральной демократии. Если кто-то (неважно, в Пекине или в Сан-Франциско) получит технологическую возможность «проникать в человеческое сердце» и манипулировать им, демократическая политика превратится в театр эмоциональных марионеток.

Прислушивайтесь к алгоритму

Либеральная вера в чувства и свободный выбор индивидов не являются ни естественными, ни древними. Тысячелетиями люди верили, что источник власти – божественные законы, а не человеческое сердце, а потому нужно благословлять слово Божие, а не свободу человека. Только в последние несколько веков источник власти переместился от богов, обитающих на небесах, к людям из плоти и крови.

Вскоре мы снова можем стать свидетелями передачи власти – но уже от людей к алгоритмам. Точно так же, как легитимацией божественной власти служила религиозная мифология, а власти людей – либеральная концепция, грядущая технологическая революция утвердит власть алгоритмов Big Data, подорвав саму идею индивидуальной свободы.

Как я уже отмечал в предыдущей главе, научные исследования функционирования нашего мозга и тела указывают на то, что чувства не являются уникальным духовным качеством человека и следствием «свободы воли». Скорее чувства представляют собой биохимические механизмы, которые используют все млекопитающие и птицы для быстрого вычисления шансов на выживание и продолжение рода. Чувства основаны не на интуиции, вдохновении или свободе – в их основе лежат вычисления.

Когда обезьяна, мышь или человек видит змею, чувство страха возникает из-за того, что миллионы нейронов в мозгу быстро обрабатывают соответствующие данные и приходят к заключению, что вероятность гибели велика. Чувство полового влечения возникает тогда, когда другие биохимические алгоритмы вычисляют, что находящийся рядом индивид обещает высокую вероятность успешного партнерства, социальных связей или какую-либо другую желанную цель. Нравственные чувства, такие как негодование, вина или прощение, обусловлены нейронными механизмами, отвечающими за групповое сотрудничество. Все эти биохимические алгоритмы совершенствовались миллионами лет эволюции. Если чувства одного из наших древних предков приводили к фатальной ошибке, то гены, сформировавшие эти чувства, не передавались следующему поколению. Таким образом, чувства не противоположны рациональности – они суть воплощение эволюционной рациональности.

Нам непросто осознать, что наши чувства представляют собой результат вычислений, поскольку быстрый вычислительный процесс протекает далеко за порогом нашего сознания. Мы не ощущаем, как миллионы нейронов мозга просчитывают вероятности выживания и продолжения рода, и поэтому ошибочно полагаем, что боязнь змей, выбор полового партнера или отношение к Евросоюзу определяются некой таинственной «свободой воли».

Теоретики либерализма ошибаются, полагая, что наши чувства отражают свободу воли, однако вплоть до недавнего времени руководствоваться чувствами было вполне разумно. В наших чувствах нет никакой магии, и все же именно они лучше всего помогают понять, чему нам учиться, на ком жениться, за какую партию голосовать. Никакая внешняя по отношению ко мне система никогда не поймет мои чувства лучше, чем я сам. Даже если бы испанская инквизиция или советский КГБ следили за мной каждую минуту каждого дня, у них не хватило бы биологических знаний и вычислительных мощностей, чтобы вмешаться в процессы, определяющие мои желания и мой выбор. С практической точки зрения было разумно считать, что мы обладаем свободой воли, потому что наша воля определяется в основном взаимодействием внутренних сил, невидимых снаружи. Я могу наслаждаться иллюзией контроля над своим внутренним миром, тогда как внешние наблюдатели никогда не поймут, что происходит у меня в мозгу и как я принимаю решения.