21 урок для XXI века

В двадцать первом веке религии не помогают вызывать дождь, не исцеляют от болезней и не создают бомбы — они пытаются объяснить, кто такие «мы» и кто такие «они», кого мы должны лечить, а кого бомбить. Как отмечалось выше, на практике различия между шиитским Ираном, суннитской Саудовской Аравией и иудаистским Израилем не столь велики. Все они представляют собой бюрократические национальные государства, все проводят более или менее капиталистическую политику, все прививают детей от полиомиелита и все обращаются к физикам и химикам, чтобы создать бомбу. Не существует таких понятий, как шиитская бюрократия, суннитский капитализм или иудаистская физика. Но как заставить людей почувствовать свою исключительность, испытывать преданность по отношению к одному человеческому племени и враждебность к другому?

Чтобы провести чёткие границы на зыбком песке человечества, религии используют обряды, ритуалы и церемонии. Шииты, сунниты и ортодоксальные иудеи по-разному одеваются, читают разные молитвы и соблюдают разные запреты. Эти отличающиеся друг от друга религиозные традиции зачастую украшают повседневную жизнь и побуждают людей к доброте и милосердию. Пять раз в день мелодичные голоса муэдзинов перекрывают шум базаров, офисов и фабрик, призывая мусульман отвлечься от повседневной суеты и обратить взор к вечной истине. Их соседи индуисты могут достичь той же цели путём ежедневного свершения обряда пуджи и повторения мантр. Каждую неделю в пятницу вечером исповедующие иудаизм семьи устраивают особую трапезу, символизирующую радость, благодарение и единство. Два дня спустя, воскресным утром, евангельские песнопения дарят надежду миллионам христиан, помогая укрепить доверие и тёплые чувства между членами общины.

Некоторые религиозные традиции несут в мир зло, толкают людей на подлые и жестокие поступки. Нельзя найти оправдание женоненавистничеству и кастовой дискриминации, которые поощряются религиями. Но какими бы ни были религиозные традиции, прекрасными или отвратительными, они объединяют людей, одновременно отделяя их от соседей. Со стороны религиозные расхождения, разделяющие людей, часто выглядят пустяковыми, и Фрейд высмеивал одержимость человечества «нарциссизмом малых различий»[126]. Но в истории и политике эти незначительные различия могут иметь огромное значение. Например, если вы гей или лесбиянка, то выбор места жительства между Израилем, Ираном и Саудовской Аравией будет для вас в буквальном смысле вопросом жизни и смерти. В Израиле ЛГБТ-сообщество защищено законом, и некоторые раввины даже освящают браки между двумя женщинами. В Иране геи и лесбиянки подвергаются систематическим преследованиям — вплоть до смертной казни. А в Саудовской Аравии до 2018 года лесбиянки не имели права водить автомобиль — просто потому, что они женщины, и не важно, какая у них сексуальная ориентация.

Вероятно, самый яркий пример сохранения значимости и влияния традиционной религии в современном мире можно наблюдать в Японии. В 1853 году американский флот вынудил Японию открыться внешнему миру. Начался быстрый и чрезвычайно успешный процесс модернизации страны. Через несколько десятилетий она превратилась в сильное бюрократическое государство, которое опиралось на науку, капитализм и новейшие военные технологии, смогло победить Китай и Россию, оккупировать Тайвань и Корею, а затем уничтожить американский флот в Перл-Харборе и разгромить европейские колонии на Дальнем Востоке. Однако Япония не стала слепо копировать Запад. Государство стремилось сохранить свою уникальность и добиться того, чтобы его граждане были верны Японии, а не науке, модернизации или какому-то абстрактному глобальному сообществу.

Для этого власти Японии обратились к древней религии синто, которую сделали краеугольным камнем японской идентичности. По сути, японское государство заново изобрело синтоизм. Традиционный синтоизм был пёстрой смесью анимистических верований в разных богов, духов и призраков, и у каждой деревни или храма имелись свои любимые божества и обычаи. В конце девятнадцатого и начале двадцатого века японское государство создало официальную версию синтоизма, исключив из неё многие местные традиции. Этот «государственный синтоизм» был дополнен современными идеями о национальности и расе, позаимствованными японской элитой у европейских империалистов. Все элементы буддизма, конфуцианства и самурайской феодальной этики, которые могли быть полезны для усиления преданности государству, тоже пошли в дело. В довершение всего главным принципом синтоизма стало поклонение японскому императору, который провозглашался прямым потомком богини солнца Аматэрасу и живым богом[127].

На первый взгляд эта странная смесь старого и нового кажется крайне неподходящей для страны, ступившей на путь стремительной модернизации. Живой бог? Анимистические духи? Феодальная этика? Всё это больше подошло бы племени эпохи неолита, чем современному промышленно развитому государству.