Проклятые воспоминания. Проклятые терзания. Хорошо еще, что виски – не сэндвич. Всегда свеж и крепок. Он плеснул в стакан двойную порцию, но к губам так и не донес. Стоп, кажется, поймал!
Игорь стремглав бросился в спальню, где валялись газеты, и стал ворошить их в поисках репортажа, который какое-то время назад чем-то привлек его внимание. Во всяком случае, ту информацию он подсознательно отметил. Точно! Там еще были фотоснимки Вадима на больничной койке, сделанные прямо в госпитальной палате.
На первой полосе газеты «Уикенд Таймс» был помещён репортаж некоего Чарльза Маффина. Свиридов намётанным глазом сразу определил, что снимки какие-то замутнённые, расплывчатые. Странно! При современных технологиях можно без труда откорректировать любую погрешность. Значит, редакторы сознательно допустили брак, очевидно, с намерением придать своей сенсационной публикации бо́льшую достоверность.
«Бог ты мой, бедный Щука! Не хотел бы я так ужасно выглядеть, – невольно подумал Игорь, вглядываясь в изображение изможденного, исхудавшего до неузнаваемости Вадима. – Голову на отсечение даю, фотографии сделаны с видеозаписей камеры наблюдения. Да и репортаж изобилует такими реалистичными, интимными подробностями, будто репортер лично присутствовал при разговорах больного с женой».
Ну конечно! Как он раньше не додумался! Наверняка в палате Люсинова установлены скрытые камеры наблюдения. Пинкертоны вряд ли упустили бы возможность подглядеть и подслушать, что выдаст умирающий! Выходит, их тоже что-то беспокоит, и они тоже ищут причины случившегося с Люсиновым. А если так, то логично предположить: версия провокации с их стороны, о которой упоминается в приказе Кушакова, похоже, несостоятельна.
«Думай, думай дальше!» – подстегнул себя Свиридов.
Итак, видеонаблюдение за Вадимом, несомненно, ведется. Значит, то, что записано на одном носителе, можно скопировать и на другие. Следовательно, репортер из газеты каким-то образом раздобыл копию записей. Вот тебе и первая зацепка! Надо просто-напросто найти этого журналюгу, как следует припугнуть, а затем выкупить у него диск. Ура! Хоть какая-то подвижка!
Свиридов лихорадочно стал листать страницы «Уикенд Таймс» в поисках координат редакции. Одновременно он интуитивно вновь стал прислушиваться к хорошо поставленному баритону диктора Би-би-си:
«Мистер Люсинов адресовался к правителям России, заявив следующее: “Вам не удалось заставить меня молчать, но за свои откровения я вынужден платить собственной жизнью! Вы показали себя всему здравомыслящему человечеству грубыми и беспощадными деспотами, такими, какими вас называют все, кому дороги идеалы гуманизма и подлинной демократии! Вы пытаетесь заставить замолчать навеки одного человека, но протест всего мира будет звучать в ваших ушах до конца жизни. Пусть Бог накажет вас за то, что вы сделали со мной”…»
– Какой дешевый блеф! – возмущённо воскликнул Свиридов, невольно обращаясь к диктору.
Кому мог Вадим надиктовать свой меморандум? Текст явно составлен либо в МИ-5, либо с голоса Эленского. Уж очень знакомые интонации! Не мог Вадим в таком состоянии – если это, конечно, не синдром отравления полонием, – излагать мысли таким вот образом. Нечего даже обсуждать…
Детектив Эрни Барлоу по гороскопу был Раком. Видимо, поэтому он недолюбливал многолюдные собрания, совещания и прочие сборища, где бы и под чьей бы эгидой они ни происходили. Но что Эрни не мог терпеть больше всего, буквально до колик в животе, так это совещаний с участием высокопоставленных чиновников спецслужб.
Он давно обратил внимание, что подобные, вроде бы важные и секретные, встречи проходили в режиме языкочесания и никогда не приносили реальной пользы. Ибо главные действующие лица только и делали, что выставляли себя напоказ, соревнуясь в остроумии и эрудиции, как могли.
Вот и сейчас, расположившись рядом с полковником Гривсом за длинным столом в одном из офисов Британской контрразведки, Барлоу от томительного, нетерпеливого ожидания испытывал зуд в ногах. Совещание вёл глава контрразведки Великобритании сэр Хьюз. Чопорный аристократ с аккуратно подстриженной короткой бородкой, с блеклыми глазками и противно двигающимся кадыком так раздражал Эрни своим пискляво-хриплым голоском, что детектив готов был вцепиться зубами ему в горло, лишь бы тот замолчал.
«Вот старый блеющий козёл! Никому слова не даст сказать! – с раздражением думал я, сидя на совещании. – Ну и что нового он нам сообщил? Что встречался вчера с премьер-министром? Эка невидаль!»