— Нет, в должности водителя.
— Вы закончили Танжер, не получив офицерский патент?
«Да коверкает специально, прекрасно он русским владеет», — определился наконец Никлас. С трудом даже удержался при этом от удивленной гримасы — подобный детский сад от столь взрослого и серьезного человека его поразил.
— Получил. Я был водителем командно-штабной машины, перенимая у взводного командира необходимый опыт. Год в должности сарджа после выпуска — это…
— По национальности вы?
— Русский.
— У вас нетипичное имя.
— Мой отец — пятый в фамилии Андерсон…
— Я карашо знаю вашего отца, иначе бы вы здесь и сейчас не стояли. Я говорю об имени.
— Меня назвали в честь отца моей матери.
— Хм. Я карашо знаю не только вашего отца, но и родителей вашей матери Беллы Ришар.
— Я рожден не в браке, господин рейхсграф.
— Кто же ваша мать?
Никлас чувствовал, как у него горят уши и щеки, но ничего не мог с собой поделать. Дитрих Брандербергер внимательно смотрел на него, откинувшись на спинку кресла. Он прекрасно знал, что Никлас — незаконнорожденный, знал кто его мать. Ему, похоже, просто была интересна реакция собеседника.
«Ты сам этого хотел, старичок», — повторил Никлас мысленно одну из присказок своего первого наставника.
— Мою мать звали Елена Нелидова, отец познакомился с ней в России, на острове Рюген.
На самом деле мать Никласа звали Элен Нелидофф, была она как и мачеха француженкой, но Никлас специально произнес ее имя на русский манер. Цели достиг: глаза рейхсграфа сверкнули, но эмоции он сдержал, заговорил спокойно. И безо всякого намека на недавний акцент:
— Вы на землях Нового Рейха, молодой человек. Старайтесь не употреблять здесь слово «Россия», тем более в контексте принадлежности временно оккупированного острова Рюген.
— Как мне тогда стоит говорить?
— Не Россия, а Империум Москау. Земли под властью Москвы. Не русские, а московиты.
— Буду иметь ввиду, господин рейхсграф. Что насчет Югороссии?
Глаза Дитриха Брандербергера снова сверкнули. Он отметил, как именно — обтекаемо, без прямого согласия ответил Никлас; увидел и его чистый от плещущейся наивности взгляд во время вопроса. Сейчас рейхсграф явно пытался понять — специально это сделано, или младший Андерсон действительно максимально прост.
— Насчет Югороссии этических ограничений нет, можете называть это государственное образование как угодно.
— Принял, господин рейхсграф.
— Скажите, молодой человек. Вас ничего не удивило сегодня, во время ожидания приема?
— Удивило, господин рейхсграф.
— Что именно?
— Я был крайне удивлен, когда увидел беса из смартмассы выходящего из вашего кабинета.
— Это не бес из смартмассы, молодой человек, а арбитр Пути.
— Господин рейхсграф, а…
— Что?
— Прошу простить, а какая разница?
— Арбитры из культа Пути не являются частью Сверхразума.
Никлас промолчал. На выжженных землях А-Зоны особи смартмассы, бесы или ксеносы — если по-простому, встречались крайне редко. В их сортах никто разбираться не старался. Подспудно Никлас сейчас понимал, что стал носителем невероятно важной тайны, но пока не сильно волновался. Воле отца — отправившего его сюда с наказом предложить свою службу, он доверял.
— Вы видели Арбитра в составе Пути, молодой человек. Что вы собираетесь делать с этим знанием?
Акцент рейхсграфа как исчез, так более и не проявлялся. Вот вроде старый и — наверное, мудрый человек, зачем цирк было устраивать? Но Никлас подумал об этом совсем мельком. Некоторое время он молчал — размышляя, как именно ответить на этот вопрос. Понимая, что заведомо лояльные ответы будут выглядеть нелепо, он подбирал слова.
— В ближайшее время я собираюсь изыскать возможность связаться с отцом и сообщить ему об увиденном.
— Прямым текстом?
— Эзоповым языком, конечно же.
— То есть в Трибунал сообщать об увиденном вы не собираетесь?
«Да-да, вот прямо сейчас и признаюсь тебе в таком намерении».
— Не собираюсь, господин рейхсграф.
— Извольте объяснить мотив своего решения.
«Опасение за собственную жизнь и безопасность, конечно же».
— Мой отец рекомендовал мне отправиться к вам и предложить свою службу. В первую очередь я должен услышать его комментарий. А обратившись без промедления в Трибунал, я могу как принести проблемы своей семье, так и бросить тень на нашу фамилию.
— Взвешенная позиция, — кивнул рейхсграф. — Что ж, могу вам сообщить, что ваш отец конечно не будет говорить прямо, но он в курсе тех особенностей… которые связывают меня и тайное направление Пути.
Дитрих Брандербергер помолчал, вглядываясь в лицо Никласа.
— Вы понимаете ситуацию, в которой сейчас оказались?
— Да, господин рейхсграф. Не докладывая об увиденном Трибуналу, я нарушаю положения Венского меморандума и Варшавских мирных соглашений, чем ставлю себя за границу международных законов пограничных территорий.
— Именно так, молодой человек, я рад что вы видите самую суть. Теперь же позвольте, я объясню вам причину, почему нам — и мне как доверенному лицу кайзера, и культу Пути, приходится столь плотно общаться со вставшими на путь самостоятельного развития арбитрами, больше не являющимися частью Сверхразума.