22 июня. Анатомия катастрофы

Печальный опыт великого множества военных конфликтов XX века показывает, что есть некое, весьма стабильное, соотношение числа убитых и раненых в боевых действиях — 1 к 3. На одного убитого приходится трое раненых. К слову говоря, именно в таких пропорциях сложились и потери вермахта в 1941 г. Возможно, эти цифры отражают некое фундаментальное соотношение между «прочностью» человеческого организма и поражающим воздействием оружия первой половины XX века. Как бы то ни было, в ситуации «нормальной войны» (простите за такое циничное выражение) доля санитарных потерь должна составлять 75% от общего числа потерь. Точнее говоря, она должна быть даже больше 75%, так как кроме раненых есть еще и заболевшие, и их бывает не так уж мало среди людей, живущих месяцами в залитых грязью окопах.

А что же показывает нам таблица № 72?

В третьем квартале 1941 г. (т.е. за первые три месяца войны) доля санитарных потерь составила всего 24,66% от всех потерь. Другими словами, соотношение безвозвратных и санитарных потерь оказалось не 1 к 3, а 3 к 1. Это очень мрачное «чудо». За ним стоит огромное количество пленных и дезертиров (которые и составили основную часть безвозвратных потерь Красной Армии летом 1941 г.), за ним стоит трагедия брошенных на растерзание врагу раненых, которых не вывезли в тыл и, следовательно, не учли в графе «санитарные потери».

В четвертом квартале 1941 г. доля санитарных потерь увеличилась почти в два раза — 40,77%. Такие пропорции еще очень и очень далеки до ситуации в нормальной, воюющей армии, но тем не менее перемены очевидны.

В первом квартале 1942 г. — уже 65,44%. Это почти «норма».

Во втором и третьем квартале — соответственно 47,48% и 52,79%. Немцы перезимовали, восстановили силы и снова погнали многотысячные колонны пленных из «котлов» у Керчи и Харькова. Но, заметим, чудовищная ситуация лета 1941 г. более уже не повторилась!

К концу 1942 г. доля санитарных потерь возрастает почти до «нормальной» величины в 67,25%. Далее, вплоть до победного мая 1945 г. идут такие цифры: 79, 75, 76, 77, 79, 78... Наличие принципиального, качественного изменения структуры потерь не вызывает ни малейшего сомнения. Переход от 3 к 1 до 1 к 3 не может быть объяснен погрешностями статистических измерений. Налицо качественное изменение состояния армии, произошедшее на рубеже 42—43-го годов. Армия перестала «разбредаться», вследствие чего доля пленных и дезертиров снизилась до единиц процентов от общих потерь.

Я прошу прощения у всех, кого невольно обидел этой циничной арифметикой людского горя. Поверьте, я понимаю всю кощунственность «игры в проценты», когда за этими процентами — миллионы убитых и изувеченных людей. Но что делать — работа военного историка немногим привлекательнее работы патологоанатома. Поверьте, историк и патологоанатом делают то, что они делают, не из-за нездорового пристрастия к трупному смраду, а для того, чтобы установить окончательный, всегда запоздалый, но максимально точный диагноз.

Не меньшее «диагностическое значение» имеет и динамика развития партизанского движения на оккупированных территориях Советского Союза. К сожалению, здесь нам не удастся назвать точные цифры — сама специфика партизанской войны исключает возможность ведения точного персонального учета «личного состава», да и тема партизанской войны по сей день остается огромным «темным пятном» в отечественной историографии. Тем не менее даже из немногих доступных источников [144, 151, 156, 161] вырисовывается картина радикального изменения ситуации на оккупированных территориях, произошедшего в 1942—1943 гг.