22 июня. Анатомия катастрофы

Боекомплект танка БТ-7 составляет 132 снаряда калибра 45 мм, боекомплект танка Т-34 — 77 снарядов калибра 76 мм. Нетрудно убедиться в том, что даже половины указанного выше количества боеприпасов хватило бы на то, чтобы обеспечить все танки и бронемашины КМГ Болдина двумя-тремя боекомплектами снарядов. С другой стороны, еще до начала боевых действий непосредственно в частях, в боевых машинах и зарядных ящиках артиллерии уже находилось от одного до полутора боекомплекта (см. выше доклад Борзилова). Операции первых дней войны могли быть обеспечены наличным запасом боеприпасов, безо всякого обращения к окружным складам. Совокупный боекомплект танков, 6-го мехкорпуса составлял порядка 105 тысяч снарядов калибра 45 мм и 76 мм. И это только в танках. А еще в корпусе было 135 пушечных бронеавтомобилей и 335 «стволов» пушек, гаубиц и минометов различных калибров [8, 78]. Если бы весь этот смертоносный металл на самом деле обрушился на 256-ю пехотную дивизию вермахта, то от нее бы «остался только номер...».

У читателя с поэтическим складом ума вся эта траги-фарсовая история с отсутствием боеприпасов в частях, которые, не сделав ни одного выстрела по противнику, метались на местности, переполненной складами с боеприпасами, вызовет в памяти знаменитое стихотворение Франсуа Вийона «От жажды умираю над ручьем». Но у военного трибунала (или парламентской комиссии по расследованию причин и обстоятельств разгрома Западного фронта, каковая комиссия по сей день так и не была создана) должны были возникнуть совсем другие мысли и вопросы: «Где же было в это время командование конно-механизированной группы? Что оно сделало для наведения порядка во вверенных ему войсках?»

Не имея ни практической возможности, ни законного права задать эти вопросы генералу Болдину, ограничимся внимательным чтением его мемуаров.

«ЖИВОПИСНЫЙ ЛЕСНОЙ УГОЛОК...»

Болдин — незаурядный мемуарист. У него прекрасная, цепкая память, сохраняющая даже самые малозначимые подробности. Вот, описывая свой первый день на войне, он вспоминает и удушливую жару, и то, что вода во фляжке была теплой и не освежала пересохшее горло. Самым подробным образом, на десятках страниц, описывает Болдин историю своих блужданий по лесам в окружении. А вот о главном — о подготовке, проведении и результатах контрудара — говорится очень кратко, скупо и беспредельно лживо.

Итак, первый день войны, вечер 22 июня.

«...Командующий 10-й армией склоняется над картой, тяжко вздыхает, потом говорит:

— С чем воевать? Почти вся наша авиация и зенитная артиллерия разбиты. Боеприпасов мало. На исходе горючее для танков... Уже в первые часы нападения авиация противника произвела налеты на наши склады с горючим. Они и до сих пор горят. На железнодорожных магистралях цистерны с горючим тоже уничтожены...

...на КП прибыл командир 6-го кавалерийского корпуса генерал-майор И.С. Никитин. Вид у него озабоченный.

— Как дела ? — спрашиваю кавалериста.

— Плохи, товарищ генерал. Шестая дивизия разгромлена...»

Без лишних комментариев сравним это заявление с отрывком из воспоминаний начальника штаба 94-го кав-полка той самой «разгромленной» 6-й кавдивизии В.А. Гречаниченко:

«...примерно в 10 часов 22 июня мы вошли в соприкосновение с противником. Завязалась перестрелка. Попытка немцев с ходу прорваться к Ломже была отбита. Правее оборону держал 48-й кавалерийский полк. В 23 часа 30 минут 22 июня по приказу командира корпуса генерал-майора И.С. Никитина части дивизии двумя колоннами форсированным маршем направились к Белостоку...» Как видим, до «разгрома дивизии» было еше очень далеко...