22 июня. Анатомия катастрофы

Если будет все-таки создано альтернативное русское правительство, многие россияне задумаются о следующем: во-первых, появится антисталинское правительство, которое будет выступать за Россию, во-вторых, они смогут поверить в то, что немцы действительно воюют только против большевистской системы, а не против России, и в-третьих, они увидят, что на вашей стороне тоже есть россияне, которые выступают не против России, а за Россию. Такое правительство может стать новой надеждой для народа...

Если Буденный и Тимошенко возглавят восстание, то тогда, возможно, много крови и не прольется. Но и они должны быть уверены в том, что будет Россия и российское правительство... Новая Россия не обязательно должна быть такая, как старая. Она может даже быть без Украины, Белоруссии и Прибалтики (разумеется, речь шла не о предоставлении независимости, а о передаче этих частей сталинской империи под немецкую оккупацию. — М.С.), будучи в хороших отношениях с Германией...» [173].

Судя по его реальным действиям, товарищ Сталин достаточно быстро понял, что в довоенные годы он крупно ошибся в деликатном деле подбора, расстановки и истребления кадров, и очень старался исправиться. Но как? Подобно заключенному в тюрьме, обшаривающему всю камеру в надежде найти затерявшийся окурок, он все тасовал и перетасовывал генералов в надежде найти, наконец, того, кто совершит чудо, «превратит камни в хлеба» и заставит нищих колхозников воевать за «родную партию и ее великого вождя».

За первые четыре месяца войны на главном стратегическом направлении командующего Западным фронтом поменяли семь раз (Павлов, Еременко, Тимошенко, снова Еременко, снова Тимошенко, Конев, Жуков). Командующего 21-й армией (на том же самом западном направлении, за тот же срок) меняли шесть раз (Герасименко, Кузнецов Ф.И., Ефремов, Гордов, другой Кузнецов В.И., снова Гордов). Немногим лучше обстояли дела у соседей 21-й армии. Пять командиров в 20-й армии (Ремезов, Курочкин, Лукин, Ершаков, Власов), четыре командира в 13-й (Филатов, Ремезов, Голубев, Городнянский), по три командира сменилось за лето-осень 1941 г. в 19-й и 22-й армиях.

Командармы появлялись и исчезали, не успевая даже познакомиться со своими новыми подчиненными. Довольно быстро в этой чехарде выработалось некое универсальное правило. Оно не требовало ни знакомства с подчиненными, ни разведки противника, ни знания военной техники. Оно полностью заменяло собой все тонкости тактики и оперативного искусства. Оно гремело и грохотало по всем штабам, окопам и блиндажам.

ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ!

А в довесок к этому правилу — лукавое самооправдание: «Война все спишет».

Все и списали. Или даже возвели в образец «несгибаемого мужества и героизма». Как, например, печально-знаменитый «Невский пятачок». А ведь это действительно ярчайший образец. Только чего?

Осенью 1941 г., после установления блокады Ленинграда, в наших руках остался крохотный плацдарм на левом (южном) берегу Невы. Клочок земли площадью 2 на 3 км. Удержание плацдарма (пусть даже и ценой больших потерь) имеет оперативный смысл только в том случае, если с его территории планируется в ближайшее время начать наступление крупными силами. Плацдарм в переводе с французского как раз и означает «место для армии». На «Невском пятачке» можно было развернуть стрелковый батальон, от силы — полк. Да и прорывать кольцо окружения предстояло главным образом ударом извне, а не со стороны умирающего от голода города. «Невский пятачок» не мог играть (и фактически не сыграл) никакой существенной роли при прорыве блокады в январе 1943 г. Тем не менее этот «плацдарм» приказано было удержать. Любой ценой. Его и удерживали. 400 дней подряд. Немецкая артиллерия простреливала каждый метр этой огромной братской могилы. Общее количество истребленных на том проклятом месте солдат оценивается разными исследователями от 50 до 100 тыс. человек...