22 июня. Черный день календаря

«Я жил в Киселевске Кемеровской области. На начало войны реакция у людей была разной. Взрослые встретили войну со слезами на глазах, с озабоченностью, расстроенными. Бегали к друг другу, шептались, обменивались мнениями, понимали, что надвигается страшная беда. А мы, молодежь, — с энтузиазмом и воинственно. Собрались в горсаду нашем на танцплощадке, но ни о каких танцах не было речи. Мы все разбились на две группы. Одна группа „специалистов военного дела“ утверждала, что 2–3 недели — и от фашистов ничего не останется. Вторая, более степенная группа, говорила: „Нет, не 2–3 недели, а 2–3 месяца — и будет наша полная победа, разгромят фашистов“. Азарта этому придавало еще необычное явление. В это время на западе был не обычный „закат как закат“, а багрово-красно-кровавый! Еще говорили: „Это наша Красная Армия так обрушилась всеми огневыми средствами на немцев, что видно даже и в Сибири!“ Ну, это была утопия, конечно. А я… Сейчас я не знаю, по какой причине, но тогда стоял и думал: „О чем они говорят?“ Мне говорили, что я всегда был умным, — может быть, я не уверен. Мой друг Ромашко, он и сейчас живой и может подтвердить, спрашивает: „А ты, Валька, чего стоишь и не говоришь своего мнения?“ И я говорю дословно следующее: „Нет, ребята, надело нашей победы уйдет не менее 2–3 лет“. Какой тут шум-гам начался! Как меня только не оскорбляли! Как не обвиняли! Я все думал, лишь бы по морде не надавали за такой прогноз. Не знаю, не могу объяснить почему, но я был уверен, что какие там 2–3 недели! Два года, как я сказал. Но оказалось, что я хоть и был ближе к истине, но сильно-сильно ошибался…»

Вспоминает Т. А. Иванова:

«Мне было десять лет, когда началась война. Мы жили в Анапе на улице Нижегородской, это сейчас улица Сабурова. Было воскресенье. Я с подружками пошла в кино. Кинотеатр „Спартак“ стоял на месте санатория „Голубая волна“. Мы пришли в кинотеатр, еще до сеанса спустились к морю и в лодке я нашла пистолет. Я подумала, что это игрушка, взяла его, а он тяжелый. Я испугалась и бросила в воду. Это было, как знамение…

Почему мне попался этот пистолет? Я закричала подружкам, они подбежали. Мы его попытались достать — вода чистая была, тихо, но не смогли. Побежали в кинотеатр, и там нам объявили, что началась война. Я прибежала домой, сказала папе. Папа уже знал, что началась война. Бомбили Киев, Севастополь. Я ему говорю: „Ой, хоть бы одна бомба упала у нас, мы бы посмотрели, что это такое“. Он говорит: „Если хочешь посмотреть, то посмотри на снаряд“. А у нас был во дворе турецкий снаряд. Он наполовину в землю ушел, а донце торчало. Папа там всегда колотил какие-то металлические детали, а я на нем орехи била. Потом он повел меня в музей на улице Пушкина, где сейчас „Луч“. Там мы смотрели на круглые снаряды, бомбы. Из чего они были сделаны, не помню. Были там длинные снаряды, он мне все это показал и сказал, что это очень страшно».

Вспоминает Н. П. Овсянников:

«Война началась очень буднично. Не так, как я вижу в кино. Может быть, где-то было так, но у нас нет. Буквально 22 июня мы с товарищами купались на пляже, идем домой. В 2 часа дня. Где Дом совета ветеранов, был городской радиоузел, такой одноэтажный дом на высоком цоколе. Что такое?! Человек 40–50 стоят у окна радиоузла, на подоконник выставлен громкоговоритель. Кто-то ведет доклад, речь какая-то. Мы остановились, спросили. „Началась война! Выступает Молотов“. И мы услышали только концовку его выступления. Так я впервые услышал о войне. Мы сразу в ОСАВИАХИМ. Начальник ОСАВИАХИМа кому-то звонит, ему звонят. Пошла такая суматоха, он говорит: „Ребята, пойдемте со мной в городской совет“. Пришли на второй этаж, там начальник. Он говорит: „Надо населению города объявить, что началась война. Чтобы люди знали, что началась война“. Может быть, это странно слушать. Такая тогда жизнь была. Я жил с семьей по улице Кирова. На весь квартал от Черноморской до Серебряной были две радиоточки — у меня в доме и у соседа через 3–4 двора. Поэтому неудивительно, что он говорит о том, что надо оповестить население о начале войны. Открыл шторку, за которой на стене висела карта города. Разделил каждому по улице: „Ходите и говорите, что началась война“. Я пошел с товарищем, с Федей Кравченко. Вот так заходим в пустой двор и кричим: „Хозяин!“ — „Что вы хотите?“ — „Подойдите сюда. Вы не слышали, что началась война?“ — „Нет“. — „С Германией. Нас обязали всех оповестить и вас втом числе, чтобы вы соблюдали светомаскировку. На ночь все окна зашторить, чтобы нигде не просвечивался свет“. — „Зачем?“ Разъясняем, чтобы не бомбили. Так мы прошли несколько кварталов, объявляли о начале войны».

Вспоминает С. С. Фаткулина:

«Когда началась война, это была такая страшная картина! Сразу скакали конные и сообщали о том, что началась война. Призывной возраст пошел в военкомат. Я помню большое количество людей, которые шли в военкомат. Потом Волга, — и на пароходы грузили уходящих на фронт. Вы знаете, все стояли на берегу, и вся Волга плакала».

Вспоминает Г. С. Шишкин: