22 июня. Черный день календаря

Усугубляло ситуацию восприятие немцев в виде неоднородной группы, в которой часть населения — пролетариат и крестьянство — сочувственно относится к советским людям. Венер писал: «Всякий, имевший глаза, чтобы видеть, мог заметить в период расцвета немецко-русского пакта признаки не только внутреннего родства тоталитарных методов, но и фундаментального безумия многих русских коммунистических пропагандистов. Русская функционерка Самойлович, имевшая возможность посетить польские области (оккупированные Красной Армией. — В. Р.), рассказывала мне, что немецкие солдаты с завистью смотрели на звезды советских солдат и что красноармейцы целого полка (?) доложили на поверке, что они отдали свои пуговицы и звезды на память немецким солдатам, которые их об этом просили. Из таких эпизодов, истинность которых невозможно было проверить, делался вывод, что немецко-советская „дружба“ должна привести к смягчению положения внутри Германии и что прорусские симпатии среди немецкого населения смогут стать препятствием на пути возможных восточных планов Гитлера». Ветеран Великой Отечественной войны Майданик Лев Исакович вспоминал: «Как-то утром сидели мы на лесной полянке во время политзанятий. Разговор шел о заключенном с Германией договоре о ненападении. Начались вопросы. Задал вопрос и я:

— Товарищ старший политрук, почему непрерывно идут в Германию эшелоны с нашим зерном, лесом, рудой и многим другим?

Старший политрук посмотрел на меня, почему-то улыбнулся и, как мне показалось, совсем некстати спросил:

Тебе сколько лет?

Скоро двадцать исполнится, товарищ старший политрук.

— Ну вот, значит, тебе только двадцать лет. И ты не понимаешь, что немецкий пролетарий, который ест русский хлеб, никогда на Россию руку не поднимет, это и есть пролетарская солидарность. В таком случае не будет воевать немецкий рабочий против русского рабочего. Поэтому и идут эшелоны с хлебом и прочим в Германию. Ясно?

— Ясно, товарищ старший политрук, — пробормотал я».

В целом можно говорить, что перед войной в сознании основной массы мужского населения 1919–1922 гг. рождения (а именно они приняли первый удар немецких войск) не было сформировано четкого образа врага. В этом плане бойцы и командиры Красной Армии безоговорочно уступали солдатам вермахта, руководствовавшихся простыми и ясными формулировками, как, например, приказ генерала Гепнера: «…борьба должна преследовать целью превратить в руины сегодняшнюю Россию, и поэтому она должна вестись с неслыханной жестокостью… Никакой пощады прежде всего представителям сегодняшней русской большевистской системы…» Здесь уместно привести слова Н. И. Обрыньбы: «Начало войны и подготовка людей к убийству, ожесточение — это перестройка всей психики человека, и происходит она мучительно и достаточно долго. Мы не были подготовлены к войне не столько технически, сколько морально, и для перевоспитания людей требовалось время. Это один из факторов, давших возможность немцам в первые дни войны ошеломить нашу армию». Требовалось научить людей ненавидеть. Ведь ненавидеть — это не значит сердиться и ругать, ненависть — это решимость вступить в борьбу. Когда человек находит свое личное место в схватке с врагом не только личным, а врагом твоего народа, твоей родины. Нужно сделать врага «плохим», потому что иначе воевать невозможно, поскольку убийство человека табуируется общепринятыми нормами человеческой морали, религиозной этики и здоровой психики. Однако врага нужно и можно убивать, потому что он как бы изначально выносится за рамки категорий, на которые эти нормы распространяются. В общественном сознании (в том числе и в массовом бытовом) враг наделяется свойствами, «противными человеческой натуре». Действительно отрицательные его качества гипертрофируются, а качествам, по обычным «мирным» меркам оцениваемым положительно, придается негативный смысл. При этом механизм конструирования образа врага, как правило, универсален: он направлен на обоснование своей правоты в войне (подчеркивание агрессивности противника, его жестокости, коварства и т. п.), а также собственного превосходства, которое должно стать основанием для победы над неприятелем. И то и другое достигается путем противопоставления своим собственным качествам, которые рассматриваются как позитивные ценности.