Разумеется, вывезти в считанные дни (Красная Армия отступила, убежала из Литвы, большей части Белоруссии, западных областей Украины за первые 7—10 дней войны) два миллиона человек было технически невозможно. Констатация этого бесспорного факта не должна умалять значения того, что власти не предприняли ни малейших попыток вывезти хоть кого-то, хотя бы несколько тысяч детей. Более того, в первые, самые критические для судеб еврейского населения приграничных областей дни на «старой границе» (т.е. советско-польской границе 1939 г.) продолжали действовать погранзаставы, которые задерживали всех, у кого не было специального разрешения или партбилета! [159, с. 268] Эта дико абсурдная практика эвакуации населения лишь по «разрешениям на выезд» продолжалась еще несколько недель. Объяснить ее аргументами здравой логики трудно. Люди — это ценнейший «ресурс», оставлять который неприятелю нет никакого резона. Кстати, во время «второго отступления» (летом 1942 года) эвакуация рассматривалась как патриотическая обязанность граждан.
Скорее всего, в начале войны просто сработал чиновничий инстинкт «хватать и не пущать». Любая самостоятельная деятельность — тем более такая значимая, как смена места жительства, — без специальной санкции властей представлялась нарушением всех норм и устоев.
Впрочем, судя по некоторым документам, начальство препятствовало эвакуации гражданского населения еще и потому, что, одурев от воплей собственной пропаганды, надеялось на то, что мирные обыватели «встанут все как один» и голыми руками разорвут захватчиков. Предводитель белорусских коммунистов П.К. Пономаренко в начале июля 1941 г. докладывал в Москву:
«...должен подчеркнуть исключительное бесстрашие, стойкость и непримиримость к врагу колхозников в отличие от некоторой части служилого люда городов, ни о чем не думающих, кроме спасения шкуры. Это объясняется в известной степени большой еврейской прослойкой в городах. Их обуял животный страх перед Гитлером, и вместо борьбы — бегство...» [112, с. 211]
Оценить по достоинству праведный гнев, обуявший Пантелеймона Кондратыча, можно, только зная о том, что правительство БССР и ЦК Компартии во главе с Пономаренко сбежали из Минска уже 24 июня, за три дня до того, как к северным окраинам Минска вышли передовые части танковой группы Гота. Сбежали на машинах, с вооруженной охраной. Сбежали, бросив город на произвол судьбы, не организовав эвакуацию людей и заводов. 80 тыс. евреев (жители Минска и многочисленные беженцы из окрестных сел и городов), лишенные, в отличие от товарища Пономаренко, практической возможности «спасти шкуру», погибли в Минском гетто...
Если спасти хотя бы часть еврейского населения было трудно, а вывезти всех — практически невозможно, то оповестить людей о грозящей им смертельной опасности было достаточно просто. Проще и дешевле, чем уничтожить всех больных лошадей. Черная «тарелка» громкоговорителя висела на каждой деревенской улице, не говоря уже про города. Газеты и листовки издавались многомиллионными тиражами. Что-что, но наставлять население «на путь истинный» советская власть умела, и необходимая для этого инфраструктура была создана еще задолго до войны. Но ничего сделано не было. Абсолютно ничего. Даже в тех случаях, когда явно описывался акт массового уничтожения евреев, в газетных статьях использовались или обтекаемые формулировки («гитлеровцы согнали к противотанковому рву несколько тысяч мирных советских граждан...»), или идеологически выгодные штампы: «рабочих-стахановцев», «комсомольцев», «родителей и жен красноармейцев».
Первая широкомасштабная информационная акция состоялась лишь 24 августа 1941 г. В тот день по Всесоюзному радио транслировался «радиомитинг еврейской общественности». Отчет о митинге поместили и все центральные газеты. Главной задачей мероприятия была активизация еврейских общин Англии и США, что должно было подтолкнуть правящие круги этих стран к оказанию более действенной помощи СССР. Но, независимо от замысла организаторов, эта радиопередача способствовала информированию евреев Советского Союза о нависшей над ними угрозе. К сожалению, информация крайне запоздала. К этому времени Прибалтика, Белоруссия, Молдавия, большая часть Левобережной Украины, западные районы Смоленщины были уже оккупированы.