22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка. «Наступающей ночью будет решение, это решение – война»

Считать, что заключением пакта о нейтралитете Советский Союз освободился от угрозы с Востока, было бы легкомысленно. В любой момент Япония могла его разорвать, посчитав выгодным для себя напасть на СССР, что она и собиралась сделать, в случае поражения Советского Союза. Однако пакт давал некую свободу маневра и дополнительные аргументы в диалоге с Германией. Скорее всего, поведение Сталина на Ярославском вокзале свидетельствовало о возможности отхода руководства СССР от довольно жесткого курса в отношении Германии, продемонстрированного весной 1941 года. Этот курс заключался, прежде всего, в попытках противодействовать присоединению Болгарии к Тройственному пакту и введению в эту страну германских войск, а также в подписании с Югославией 5 апреля 1941 г. договора о дружбе и ненападении буквально накануне вторжении вермахта на нее территорию – в ночь на 6-е апреля.

Фоном этих событий являлись слухи о предстоящей войне, которые распространялись немцами, прибывавшими в Москву из Германии, а также муссировались представителями посольств различных стран в советской столице. 3 апреля 1941 года ОКХ, встревоженное этими слухами, направило специальное обращение во внешнеполитическое ведомство Германии, которое 16 апреля ознакомило с ним также московское посольство⁸.

Для прояснения обстановки Шуленбург добился вызова в Берлин, чтобы доложить Гитлеру, в том числе в письменном виде, свой «взгляд из Москвы» на политику СССР. Послу предоставили давно испрашиваемый им двухнедельный отпуск, и 15 апреля Шуленбург отправился «на отдых» в Берлин.

Памятная записка касалась не просто советско-германских отношений, а была посвящена вопросу о войне против Советского Союза. Об оценке посольством Германии в СССР ситуации, предшествовавшей принятию военного решения Гитлером, и предпринятых действиях, чтобы предотвратить вторжение в СССР, оставил свидетельство Густав Хильгер⁹ – советник посольства, заведующий отдела торговой политики:

«Хотя в то время слухи о предстоящем германском военном нападении на Советский Союз достигли своего апогея, мы в Москве не располагали никакими конкретными материалами относительно подлинных намерений Гитлера.

Мы были склонны предполагать, что Гитлер концентрацией войск на советской границе хочет оказать на советское правительство нажим с целью вымогательства у него экономических и, возможно, территориальных уступок.

В середине апреля посол отправился в Германию, чтобы получить ясность о планах Гитлера и попытаться в приемлемой форме наглядно показать ему опасность похода против Советского Союза. С этой целью он взял с собой подготовленную посольством памятную записку и сразу же по приезде в Германию направил ее для передачи Гитлеру»¹⁰.

Содержание памятной записки посольства раскрыл в своих воспоминаниях источник военной разведки в немецком посольстве Герхард Кегель («Х»), заместитель заведующего отдела торговой политики Густава Хильгера:

«Главной целью этой предназначенной для Гитлера записки, в составлении которой наряду с послом участвовали, прежде всего, генерал Кёстринг¹¹ и советник посольства Хильгер, было показать на основе исторического опыта, со ссылкой на опасность недооценки обороноспособности Советского Союза, но, не покидая позиций германского империализма, огромный риск войны против СССР.

Все три автора записки были убеждены, и об этом Хильгер и Кёстринг говорили мне в доверительных беседах, что агрессивная война против Советского Союза не может быть выиграна, что она способна даже привести к гибели Германии. Конечно, такие соображения формулировались в записке очень осторожно. Слишком велики были опасения, что гитлеровское правительство ответит на эту записку репрессиями. Но содержавшееся в ней предупреждение все же было вполне однозначным»¹².

Кегель ошибочно относит к соавторам записки военного атташе генерала от кавалерии Э.А. Кёстринга, который в это время находился на лечении в Германии. Речь может идти только о бегло говорившем по-русски полковнике Гансе Кребсе, который с 20-х чисел марта временно возглавил аппарат военного атташе Германии в Москве. 19 марта 1941 года начальник Генерального штаба ОКХ генерал-полковник Франц Гальдер записал в своем дневнике:

«Кребс (начальник штаба 7-го армейского корпуса) доложил о своем назначении заместителем Кестринга (на время его болезни) в Москве. Детальное обсуждение военного положения и его предстоящего изменения в результате нашего развертывания [на юге]. Обсуждение моментов, на которые следует обращать внимание [русских], и общих вопросов, могущих возникнуть в ходе переговоров».

Пояснение скупых строк из дневника Гальдера за 19 марта в квадратных скобках – «на юге» – дают основание предположить, что балканское и ближневосточные направления экспансии Германии рассматривались на тот момент, как одни из приоритетных. Об этом свидетельствует и содержание докладной записки, направленной Кребсом 24 апреля 1941 года руководству посольства (в отсутствии Шуленбурга) с целью пресечь среди его сотрудников слухи о близящейся войне с СССР¹³.