Количество войск, зафиксированное нами на глазок, вприглядку, не оставляло мне никаких иных вариантов для размышлений, кроме одного-единственного: близится война. Все, что я видел во время полета, наслаивалось на мой прежний военный опыт [Н. Захаров воевал в Испании и Китае, где сбил, соответственно, 6 самолетов лично и 4 в группе, и 3 самолета], и вывод, который я для себя сделал, можно было сформулировать в четырех словах — “со дня на день”…
Мы летали тогда немногим больше трех часов. Я часто сажал самолет на любой подходящей площадке, которая могла бы показаться случайной, если бы к самолету тут же не подходил пограничник. Пограничник возникал бесшумно, молча брал под козырек и несколько минут ждал, пока я писал на крыле донесение. Получив донесение, пограничник исчезал, а мы снова поднимались в воздух и, пройдя 30–50 километров, снова садились. И снова я писал донесение, а другой пограничник молча ждал и потом, козырнув, бесшумно исчезал. К вечеру таким образом мы долетели до Белостока и приземлились в расположении дивизии Сергея Черных.
В Белостоке заместитель командующего Западным Особым военным округом генерал И. В. Болдин проводил разбор недавно закончившихся учений. Я кратко доложил ему о результатах полета и в тот же вечер на истребителе, предоставленном мне Черных, перелетел в Минск.
Командующий ВВС округа генерал И. И. Копец выслушал мой доклад с тем вниманием, которое свидетельствовало о его давнем и полном ко мне доверии. Поэтому мы тут же отправились с ним на доклад к командующему округом (фронтом). Слушая, генерал армии Д. Г. Павлов поглядывал на меня так, словно видел впервые. У меня возникло чувство неудовлетворенности, когда в конце моего сообщения он, улыбнувшись, спросил, а не преувеличиваю ли я. Интонация командующего откровенно заменяла слово “преувеличивать” на “паниковать” — он явно не принял до конца всего того, что я говорил. Тогда Копец, опередив меня, заявил, что нет никаких оснований брать мой доклад под сомнение, и командующий округом, чтобы сгладить возникшую неловкую паузу, произнес несколько примирительных во тону фраз и поблагодарил за четко выполненное задание. С этим мы и ушли. Спокойствия в моей душе, однако, не было.
Позднее я узнал, что результатом нашей разведки и сообщения командующему был приказ одному из танковых корпусов срочно подтянуться к границе из района летних учений. Но и эта минимальная мера предосторожности запоздала: война застала танковый корпус на марше»[137]
.Странно, что разведывательный полет состоялся 17–18 июня в нарушение приказа нарком обороны СССР С.К. Тимошенко от 12 июня, запрещавшего «полеты нашей авиации в приграничной полосе 10 км от госграницы».
Захаров летел со штурманом. При посадках он писал на крыле донесение, следовательно, пилотировал самолет штурман. Значит наблюдение, в основном, производил Захаров, а почему не штурман?
Вызывает недоумение следующее, чем была оправдана необходимость совершения посадок, тем более частых, на неподготовленные участки местности, результатом одной из которых могла явиться авария, если не катастрофа — гибель экипажа? Ведь все данные наблюдений мог записывать штурман, находившийся на борту самолета, а Захаров пилотировать самолет. Зачем такие сложности?
Неизвестно, на какой высоте летел самолет У-2.
Невооруженный оптическим прибором глаз летчика-наблюдателя может видеть на земной поверхности объекты, размеры которых не ниже 0,002 высоты полета; резко выделяющиеся на общем фоне (контрастные) предметы видны и в тех случаях, когда их размеры равны 0,001 высоты полета. В условиях ясной погоды днем при наблюдении под углом обзора в 45° глаз лётчика-наблюдателя может различать наземные объекты военного значения с различной высоты в зависимости oт их размеров и формы[138]
.Разведка с самолета требует от наблюдателя также очень быстрого восприятия в условиях, связанных с быстрым движением и необходимостью распределить внимание на ряд объектов. Существует значительная разница между разведкой с большой и с малой высоты. В первом случае глаз видит значительно больше объектов на большом пространстве, но эти объекты видны издалека, труднее различимы и узнаваемы, поэтому разведчик всегда старается вести разведку с малых высот. В этом случае число наблюдаемых объектов меньше, они крупнее и их легче распознать, но зато они «проносятся» под самолетом с огромной быстротой.
Время, имевшееся в распоряжении летчика, во время разведки для восприятия наземных объектов зависело от высоты полета и от скорости самолета. Так, исследования, проведенные накануне войны и в ее начале, дали основание прийти к следующим выводам.