22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка. «Наступающей ночью будет решение, это решение – война»

3. В случае такого развития событий прибывающие [в настоящее время] подвижные соединения также должны быть постоянно боеготовыми. В таком случае важно как можно быстрее иметь в распоряжении боеготовые воинские части. Они должны быть в состоянии выйти навстречу мобильным соединениям противника на главных дорогах, особенно на дороге Львов-Перемышль (дважды примечательная фраза; во-первых, встречный бой намечается на советской территории, во-вторых, угадали (или разведали) маршрут выдвижения самого мощного 4-го мехкорпуса — М[арк].С[олонин].).

4. В случае русского нападения — не говоря уже о том, что каждый командир в экстренном случае должен действовать самостоятельно — все подвижные соединения восточнее линии Билгорай, Люблин (примерно в 80 км западнее пограничного Буга — М.С.) поступают под командование 48 ТК или 3 ТК, а западнее этой линии под командование 14 ТК (находящийся в глубине оперативного построения третий по счету танковый корпус 1-й ТГр).

Командованию корпусов необходимо проработать (обдумать) такой вариант действий.

5. Все войска должны быть постоянно готовыми на случай атаки русской авиации и сделать необходимые приготовления для активной и пассивной ПВО. Корпус ПВО (Flakkorps) должен быть готовым к огню из всех стволов.

Атакующие самолёты в любом случае разрешено сбивать. В остальном следует подвергать огню все однозначно опознанные самолёты противника в 5 км к западу от линии границы (В оригинале документа «граница» названа «линией разграничения интересов» — М.С.).

6. В случае русского нападения следует считаться также с возможностью выброса воздушного десанта. И для этого случая следует провести соответствующие мероприятия…»³⁵¹.

16 июня «На основании доклада фюрера 14.06 начало военного положения установлено на 3 часа, в зависимости от местных условий начало наступления — от 3:00 до 3:30».

Советское руководство, опубликовав 14 июня сообщение ТАСС, в котором опровергались распространявшиеся на Западе слухи о возможном нападении Германии на СССР, пыталось инициировать хоть какую-то реакцию со стороны Берлина. Но, как записал Геббельс 16 июня: «… мы не будем полемизировать в прессе, погрузимся в глубокое молчание, а в день Х просто нанесем удар».

В полной растерянности прибывал германский посол в СССР Вернер фон Шуленбург. Из Записки заместителя наркома госбезопасности Б.З. Кобулова И.В. Сталину, В.М. Молотову и Л.П. Берия с агентурными данными о неосведомленности немецких дипломатов в Москве относительно ближайших планов официального Берлина (так озаглавлен этот документ составителями сборника, куда он был включен) 20 июня:

«16 июня с.г. (Шуленбург. — М.А.) в Москве () в беседе заявил следующее:

Я лично очень пессимистически настроен и, хотя ничего конкретного не знаю, думаю, что Гитлер затевает войну с Россией. В конце апреля я виделся лично с (Гитлером. — М.А.) и совершенно открыто сказал ему, что его планы о войне с СССР — сплошное безумие, что сейчас не время думать о войне с СССР. Верьте мне, что я из-за этой откровенности впал у него в немилость и рискую сейчас своей карьерой и, может быть, я буду скоро в концлагере. Я не только устно высказал свое мнение (Гитлеру. — М.А.), но и письменно доложил ему обо всем. Зная хорошо Россию, я сказал (Гитлеру. — М.А.), что нельзя концентрировать войска у границ Советского Союза, когда я ручаюсь, что СССР не хочет войны. … Меня не послушали и теперь я абсолютно не в курсе дел. Я послал (советника посольства Вальтера, вылетел в Берлин 14 июня. — М.А.) специально в Берлин, чтобы он выяснил положение и, кроме того, выяснил, как поступить нам всем здесь в посольстве в случае войны. Мое положение ведь тоже не совсем хорошее, когда вся злоба вашего народа (здесь и далее выделено мной. — М.А.)может обратиться против меня. Может быть, через неделю меня уже не будет в живых… Я не могу себе представить так же, как и (Вернер фон Типпельскирх?), (Густав Хильгер?) и все мои подчиненные того момента, когда начнется война. Мы все не хотим этого.

Возможно, что я, находясь здесь, и преувеличиваю, но я полагаю, что через неделю все должно решиться. Никто не хочет верить в возможность войны»³⁵².

Это была запись беседы германского посла, вероятнее всего, с первым заместителем народного комиссара иностранных дел А.Л. Вышинским, с которым он по его инициативе встречался в наркомате накануне — 14 июня 1941 г. и, судя по всему, на завтраке в особняке Шуленбурга. Для утверждения, что встреча Шуленбурга состоялась с одним из руководителей НКИД достаточно обратить внимание на слова посла: «вашим народом». Данный документ свидетельствует о неизбежности войны и о попытке германского посла очередной раз, на сей раз последний, предупредить советское руководство и заручиться индульгенцией на случай, если его предупреждение сбудется.