22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка. «Наступающей ночью будет решение, это решение – война»

Характерно, что Сталин в поступившей к нему «Записи беседы с германским послом Шуленбургом» Деканозова, состоявшейся 12 мая 1941 г., подчеркнул красным карандашом только фразу из всего текста, когда речь шла о пересказе беседы о бомбардировке англичанами германских города: «Шуленбург отметил, что Берлин мало страдает от бомбардировки. Кажется, довольно сильные разрушения причинены в Бремене, Киле, Гамбурге. По его убеждению, никакая американская помощь Англии не в состоянии изменить чего-либо в тех более выгодных стратегических позициях, которые занимает Германия против Англии. Кроме того, по его мнению, недалеко то время, когда они (воюющие стороны) должны прийти к соглашению, и тогда прекратятся бедствия и разрушения, причиняемые городам обеих стран (выделено мной. — М.А.)»¹³⁷.

Итак, как следует из записи беседы Деканозова с германским послом, Сталин с Молотовым полагали, что разговор об улучшении взаимоотношений имеет перспективы на успех и готовы были пойти на обмен письмами, но только между Германией и СССР. Не следует исключать, что такое письмо Гитлеру уже было отправлено, и на него был получен ответ.

Именно поэтому были оставлены без внимания рекомендации, высказанные Шуленбургом: в Москве Молотову взять на себя инициативу обсуждения текста писем с германским послом, а в Берлине — Деканозову, получив санкцию в Москве, сделать соответствующие предложения Вайцзеккеру или Риббентропу.

Со своей стороны, Шуленбург, не будучи уполномоченным для ведения переговоров об обмене письмами, в переписке с министерством иностранных дел Германии продолжал умалчивать не только о содержании проведенных бесед с Деканозовым, но даже о самом факте таких бесед. Вместе с тем он всячески пытался довести до Риббентропа, а через него — до Гитлера мысль о том, что Сталин сделает все, чтобы не допустить «столкновения с Германией». Шуленбург утверждал, что всего несколько дней нахождения И.В. Сталина в новой должности уже являются тому подтверждением. 12 мая он докладывал в Берлин:

«Если бросить взгляд на официальные заявления и законы, обнародованные с момента принятия Сталиным должности, которые в известной мере могут быть приняты во внимание, можно сказать, что в первоначально распространяемой иностранными корреспондентами, особенно японским агентством Домей, версии, что назначение Сталина легализует существующее положение и что все прочее останется по-старому, было, несомненно, обойдено существо дела.

Все заявления и законы, о которых идет речь, касаются сферы внешней политики. Сюда включаются: 1. Опровержение ТАСС о якобы сосредоточивающихся на западных границах Советского Союза крупных вооруженных силах и т. д. 2. Закон о восстановлении дипломатических званий (посол, посланник, поверенный в делах). 3. Решение о закрытии посольств Бельгии, Норвегии и Югославии и 4. Правительственное решение об установлении дипломатических отношений между Советским Союзом и Ираком.

Обеспечивая им свои собственные интересы, эта манифестация намерений сталинского правительства рассчитана в первую очередь на ослабление напряженности между Советским Союзом и Германией и на создание в будущем лучшей атмосферы. Прежде всего, это следует из того, что лично Сталин всегда стоял за дружеские отношения между Германией и Советским Союзом.

Само собой разумеется, что здешний дипломатический корпус строит множество догадок о том, что побудило Сталина принять эту конституционную должность в такое время. Примечательно, что предположения расходящихся во мнении кругов совпадают в том, что Сталин ведет политику на сближение с Германией и Осью.

По-моему, можно с очевидностью предположить, что Сталин поставил перед собой политическую цель, представляющую для Советского Союза первостепенную важность, цель, которую он надеется достичь путем своего личного участия. Я твердо убежден, что в международной ситуации, которую он считает серьезной, Сталин поставил своей целью предохранение Советского Союза от столкновения с Германией (выделено мной. — М.А.)»¹³⁸.

15 февраля начальник штаба Верховного главнокомандования вермахта издал руководящие указания по «маскировке», имеющей целью «скрыть от противника подготовку к операции «Барбаросса»».