Отдельные элементы этого плана — они, конечно, проскальзывали к нам. Мне как-то Николай Григорьевич показывал какой-то документ, на котором я расписался. Там была и подпись Тимошенко (Павленко [главный редактор «Военно-исторического журнала», генерал-лейтенант]: «— Тимошенко, ваша, Берия и Абакумова»). А больше нет никакого документа. И, конечно, там не говорилось о «Барбаросса» и о том, какие стратегические стрелы направлены на юг, на Москву и на Ленинград»146.
О письме Гитлера Сталину говорил и маршал Советского Союза Д.Т. Язов в конце 2003 года в Волгограде, где проходила Международная научно-практическая конференция, посвященная 60-летию Победы в Великой Отечественной войне147.
В пользу версии о подлинности письма говорят три факта:
указанное количество германских дивизий — 80 единиц — близкое к действительному — 71148), развернутых на границе с Советским Союзом;
названные сроки, якобы, начала обратной переброски войск на Запад — 15–20 июня;
наличие в Директиве Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО от 21.06. следующего пункта — «2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения».
Насколько искренен был Гитлер? Может быть, он ошибочно считал, что все еще можно изменить («максимально уплотненный график движения эшелонов» должен был начаться только 22 мая)? Хотя к этому моменту фюрер уже начинает становиться заложником ситуации. Ведь не зря он пишет: «убедительнейшим образом прошу Вас не поддаваться ни на какие провокации, которые могут иметь место со стороны моих забывших долг генералов».
О способе доставки письма существует следующая версия: 15 мая 1941 г. германский внерейсовый самолет Ю-52 совершенно беспрепятственно был пропущен через государственную границу и совершил перелет по советской территории через Белосток, Минск, Смоленск в Москву. Никаких мер к прекращению его полета со стороны органов ПВО принято не было. «Этот полет был совмещен с доставкой в СССР одного из последних самолетов Ю-52, закупленных у Германии. И именно этим самолетом в Москву было доставлено письмо Гитлера Сталину, датированное 14 мая 1941 г., о чем косвенно свидетельствуют слова фюрера из этого послания: «Прошу извинить меня за тот способ, который я выбрал для скорейшей доставки этого письма Вам»149.
Таким образом, если допустить, что послание Гитлера не являлось блестящей фальсификацией, то не следует исключать, что предложение германского посла о направлении Сталиным личного письма Гитлеру было воспринято и реализовано в кратчайшие сроки (сразу же после встречи Шуленбурга с Деканозовым 9 мая или, может быть, и после первой встречи 5 мая двух послов, предупредив предложение Шуленбурга об обмене письмами), равным образом не заставил себя ждать и ответ из Берлина.
Как бы в подтверждение своих намерений на развитие советско-германских отношений, советское правительство после закрытия дипломатических представительств стран, оккупированных Германией, сообщило 15 мая Берлину, что это могло бы «обеспечить германские потребности в сырье и продуктах в пределах [еще] больших, чем было обусловлено договором от 10 января 1941 г., по сути дела, игнорируя начатый к этому времени немецкой стороной откровенный саботаж взятых ею на себя обязательств по поставкам в СССР. Из советской прессы исчезло все, что Берлин мог квалифицировать как проявление недружественной позиции в отношении Германии150.
15 мая 1941 года военно-морской атташе при посольстве СССР в Германии капитан первого ранга М.А. Воронцов направляет из Берлина доклад в Разведывательное управление Главного морского штаба ВМФ (судя по всему, поступил 26 мая), в которой отмечает, что Германия пытается «видимой угрозой вторжения добиться от СССР некоторых уступок экономического порядка»: