220 дней на звездолете

— Хорошо! — ответил Бейсон. — Но как вы будете тормозить ракету?

Задавая этот вопрос, он сильно волновался. Тревожная мысль, что придется опять ложиться в ящик с водой и тем самым оказаться в полной власти Хепгуда, давно уже беспокоила его. Бейсон не сомневался, что его спутник воспользуется этим и не выпустит его из алюминиевого гроба. Но Хепгуд и не думал об этом.

— Так как у нас один двигатель, — сказал он, — мы не имеем возможности произвести торможение с его помощью. Придется тормозить ракету трением об атмосферу планеты. Если мои расчеты правильны, а я в них не сомневаюсь, то это займет двенадцать часов и потребует от меня огромных усилий.

Бейсон облегченно вздохнул. Самая страшная опасность миновала, а за дальнейшее он не особенно опасался, уверенный, что в открытой борьбе их шансы одинаковы.

Ракета пролетела мимо Марса, слегка коснувшись его атмосферы, точно в два часа 28 декабря, как это и было рассчитано Хепгудом, и, описав полукруг, снова миновала планету, но уже с другой стороны. Заход за заходом, по сильно вытянутой спирали, каждый раз погружаясь в атмосферу всё глубже и глубже, делал Хепгуд, гася трением космическую скорость своего звездолета. Последние круги ракета уже и не вылетала из газовой оболочки Марса. Когда скорость упала до тысячи километров в минуту, Хепгуд решил прекратить полет. Нагревшийся корпус поднял температуру внутри корабля до пятидесяти градусов, и оба звездоплавателя чувствовали, что больше выносить такой жар они не в состоянии. Опасаясь, что он может потерять сознание и этим погубить их обоих, Хепгуд направил ракету к поверхности планеты, до которой было около пяти километров. Он рассчитывал успеть совершить посадку до захода солнца, которое в этот момент находилось уже низко над горизонтом.

— Парашют! — крикнул он Бейсону.

Наступила решающая минута. Выдержит ли парашют?

Хепгуд почувствовал резкий толчок. Над ракетой раскрылся гигантский шелковый зонт. Скорость сразу уменьшилась. Парашют выдержал.

Обливаясь потом, до боли стиснув зубы, Хепгуд с огромным напряжением удерживал звездолет от вертикального снижения, используя всё свое искусство пилотирования.

Когда до «земли» оставалось не более полукилометра, внезапно наступила темнота. Солнце исчезло за линией горизонта, и по быстроте, с которой настала ночь, Хепгуд понял, что они находятся на марсианских «тропиках».

Приходилось садиться вслепую. Угрожала опасность угодить в одно из озер, о глубине которых Хепгуд не имел никакого представления. Но выбора не было. Ракета быстро опускалась… Сильный удар… звон разбившегося прибора на щитке управления… испуганный крик Бейсона… и звездолет остановился. Они были на Марсе.

Хепгуд инстинктивно посмотрел на часы. Тринадцать часов тридцать четыре минуты. Он повернулся к Бейсону.

— Запишите! — сказал он хриплым от волнения голосом. — В тринадцать часов тридцать четыре минуты по вашингтонскому времени[7] двадцать восьмого декабря тысяча девятьсот… года американский звездолет конструкции Чарльза Альджернона Хепгуда, под его управлением, достиг планеты Марс.

— С экипажем, состоящим из означенного Чарльза Хепгуда и корреспондента газеты «Нью-Йорк Таймс» Ральфа Бейсона, — подхватил журналист. — Но это еще пол победы. Надо выйти из ракеты и ступить ногой на почву планеты, чтобы закрепить за нами первенство. Русский звездолет может явиться в любую минуту.

— Если он уже не явился, — прошептал Хепгуд, но так, чтобы Бейсон не мог его слышать.

— Скорее, Чарльз!

Журналист с лихорадочной быстротой доставал фотоаппарат.

Хепгуд знал, что он хочет делать. Они с возможной быстротой сняли со щита часы. Они были запечатаны на Земле специальной комиссией. Циферблат, который показывал не только время, но и числа месяца, было необходимо сфотографировать вне звездолета, чтобы привезти с собой бесспорное доказательство времени прибытия ракеты на Марс. Фотоаппарат тоже был опечатан.

Захватив с собой кислородные маски, часы, фотоаппарат и мощную магниевую лампу, оба пролезли в узкую выходную камеру звездолета.

Когда внутренняя дверь была герметически закрыта, Хепгуд сказал:

— Выходить из ракеты на незнакомую почву, в полной темноте, очень неблагоразумно.

— Оставайтесь! — ответил Бейсон. — Я выйду один. Я не хочу из-за вашей трусости терять все плоды полета.

В эту секунду, захваченный спортивным азартом, он совершенно забыл, что у них очень мало шансов вернуться на Землю.

— Открывайте! — повелительно крикнул он, видя, что Хепгуд колеблется.

Щелкнули замки. Холодный воздух ворвался в камеру, сразу охладив их разгоряченные тела. Дверь открылась.

Первое, что бросилось в глаза Хепгуду, было знакомое созвездие Большой Медведицы, раскинувшее свой ковш низко над горизонтом. В разреженной атмосфере Марса звезды сияли не по-земному ярко.

— Выходите! — сказал Бейсон. — По справедливости, вы имеете право первым ступить на почву планеты.