220 дней на звездолете

Среди животных поднялось волнение. Серебряный ковер внизу заколыхался, задвигался.

Проклиная сорвавшийся камень и свою собственную неосторожность, Камов видел, как звери один за другим покидали место своего отдыха и устремлялись в средние проходы между скалами. Скоро всюду, куда бы Камов ни посмотрел, он видел их серебристый мех. Он насчитал их больше пятидесяти. Нечего было и думать спуститься вниз где бы то ни было. Все пути к бегству отрезаны. Пока животные не уйдут, он вынужден сидеть на своей скале. Камов прекрасно понимал, что все шансы на то, что они уйдут только с наступлением темноты. Солнце заходит здесь в восемь часов двадцать минут по «московскому времени». Значит, осталось четыре часа до его захода. Кислорода в баллоне должно хватить на это время. О том, что звери могут добраться до него, Камов не беспокоился. Они не делали ни малейших попыток прыгнуть на скалу, что обязательно попробовали бы сделать земные хищники. На своем неприступном убежище он в полной безопасности и мог бы спокойно дождаться ухода животных на ночную охоту, если бы… звездолет не должен был покинуть Марс ровно в восемь. Не позднее чем в семь часов он должен во что бы то ни стало освободиться, иначе не останется никакой надежды добраться до корабля вовремя. Тогда смерть. Камов заставил Белопольского дать слово, что независимо ни от чего старт на Землю будет взят точно в срок. «Даже если вы задержитесь?» — спросил Константин Евгеньевич. «Даже и в этом случае», — ответил он.

Белопольский сдержит свое слово. Он хорошо знает, какие последствия может вызвать задержка.

Время шло…

Звери по-прежнему бродили по всем проходам. То один, то другой иногда останавливался у подножия скалы и, прижавшись к земле, словно готовясь прыгнуть, смотрел на Камова неподвижными зелено-серыми, кошачьими глазами.

Несмотря на свое отчаянное положение, Камов испытывал странное спокойствие. Независимо от его сознания, в нем держалась уверенность, что всё обойдется благополучно. Он никак не мог бы объяснить, на чем основывалась эта непонятная ему самому уверенность, но она была.

Минутная стрелка равномерно передвигалась по циферблату, отсчитывая оставшееся ему время.

Секунды бежали.

Жизнь — смерть!.. Жизнь — смерть!..

Положение не изменялось…

Камов вспомнил о ждущих его друзьях. Как сильно они волнуются сейчас!

Он ясно представил себе всех троих. Белопольский, более хмурый, чем всегда, ходит по обсерватории — от пульта управления к двери и обратно.

Мельников стоит у окна, с тревогой всматриваясь в горизонт, — не покажется ли вдруг знакомая белая машина?

Пайчадзе, внешне спокойный, поминутно смотрит на часы. Ему никогда не изменяет привычная выдержка, но Камов знает, что никто так не беспокоится за него, как этот верный, испытанный друг.

Шесть часов… Остался один только час…

Камов опускает голову на руку. В усталом мозгу настойчиво звучат последние услышанные сынова, как горький упрек: «Будьте осторожны, Сергей Александрович!»

В обратный путь!

2 января 19.. года.

Последний день нашего пребывания на Марсе оказался самым тяжелым днем из всех проведенных на этой планете.

Очень трудно рассказать всё, что нам пришлось пережить и перечувствовать, но мой долг сделать это…

. . . . . . . . . . . . . . .

Около полудня я вышел проводить Камова в последнюю экскурсию на вездеходе. Сергей Александрович был в прекрасном настроении.

— Не скучайте! — шутливо сказал он, садясь в машину.

Вездеход ушел…

Я вернулся на борт корабля. Белопольский сидел возле лежавшего на постели Пайчадзе. Тут же стояла и радиостанция.

Я ушел в свою лабораторию и стал приводить ее в порядок. Надо было подготовиться к отлету. Заодно я решил исполнить просьбу Камова и проявить пленку аппарата Бейсона. Сергей Александрович просил на это разрешения американца, и тот с очевидной неохотой, но согласился. Он сказал только, что пленка вся пустая, — он сделал всего два снимка. Но Камова интересует именно второй снимок, на котором, по рассказу Бейсона, должен быть заснят момент нападения зверя на Хепгуда. Была ли это такая же «ящерица», какую мы убили, или какой-нибудь другой, неизвестный нам обитатель Марса? Если другой, то как он выглядит?

Проявив пленку, я убедился, что нападение на командира американского корабля совершила именно «ящерица». Этот жуткий снимок получился очень хорошо. И зверь и его жертва вышли, как говорят кинооператоры, «первым планом».

Закончив свои дела в лаборатории, я вернулся к обоим астрономам. Они беседовали о, чем-то, не относящемся к Марсу и нашему пребыванию на нем. От Камова еще не поступало никаких сообщений.

Я подошел к окну и стал смотреть на хорошо уже знакомую картину марсианской пустыни. День был ясный и совершенно безветренный.

В четырнадцать часов десять минут Камов сообщил, что поворачивает в обратный путь. Он просил через час дать радиомаяк, так как намеревался вернуться другой дорогой.

Час прошел, и Белопольский включил микрофон. Произошел короткий разговор, из которого я не забыл ни одного слова.