Читаем 224 избранные страницы полностью

— Раньше я про грибы думал, про вахтера, про разврат, про подворотню.

— Ну, хорошо, ты, Петров, какие у тебя есть мысли по перестройке?

— Да я, в принципе, не против.

— Ну, молодец. Он не против. Вся страна "за", вот и Петров теперь присоединился. Как вам это нравится, Марья Степановна?

— Да мне этот Петров с самого начала не нравился. Прошлый год червонец занял, думала, ухаживать начнет, а он просто не отдал, и все.

— Ну, хорошо, товарищи, давайте вопрос по-другому поставим. Давайте выбирать: будем жить по-старому, пассивно — ты мне, я тебе, или будем активно внедряться в жизнь, проявлять выдумку, инициативу? Ну что же вы все задумались? Ты что набычился, Петров? Будешь жить по-новому?

— Если зарплату повысят — буду.

— Работать надо, тогда и зарплату повысят. Вот ты, Иванов, хочешь жить по-новому?

— Интересно, Петрову зарплату повысят, а я живи по-новому!

— Ты, Сидоров, скажи, разве в деньгах дело?

— Нет, конечно, важно жить по-новому.

— Молодец, Сидоров, а что для этого надо, чтобы жить по-новому, чтобы лучше жить, что нужно?

— Нужно зарплату повысить.

— Опять за свое. Марья Степановна, ну вы хоть скажите. Ну неужели не хотите лучше жить?

— Ну кто ж не хочет лучше жить! Хоть напоследок. Так ведь же не с кем.

— Вот. Все хотят лучше жить. Но ведь для этого перестраиваться нужно. Что такое перестройка? Вот, к примеру, когда все делается с огоньком, с наращиванием темпов, все быстрее и быстрее, как это, Иванов, называется?

— Это называется спешка.

— Не спешка, а ускорение. Ну а когда люди, невзирая на чины, критикуют, говорят в лицо, что думают, как это называется, Петров?

— Хамство, что ли?

— Да нет, гласность это называется.

— Ну а ты, Иванов, скажи, когда человек делает предложение, придумывает новое, его не просят, а он все равно вмешивается, как это назвать?

— Наглость.

— Нет, не угадал. Это творческая инициатива. Вот я вас и спрашиваю: что в свете этих трех направлений вы можете сделать? Что, к примеру, ты, Иванов, можешь дать стране?

— Кровь могу дать стране.

— Да кому твоя кровь нужна, алкоголик несчастный! А ты, Петров?

— Ну, могу вовремя на работу прийти.

— А ты, Сидоров?

— Ну, я могу сначала кровь сдать, а потом вовремя на работу прийти.

— Ну а вы, Марья Степановна? Тоже, что ли, кровь можете сдать?

— Почему кровь, я и другие анализы могу сдать!

— Ну все, граждане, хватит на сегодня. Завтра чтобы все вовремя на работе были. С девяти до одиннадцати опять будем перестройкой заниматься.

1988

<p>Объезд по кривой</p>

Председатель сельсовета колхоза имени 8 Марта Ступкин положил трубку и сказал председателю колхоза Будашкину:

— Ну что ты будешь делать, что ни день, то нелегкая.

— Что еще? — равнодушно спросил Будашкин.

— Американцы к нам приезжают.

— Ну и что? — сказал Будашкин. — Есть что показать. Работаем не хуже других.

— Это верно, — сказал Ступкин, — да по сегодняшнему дню мало. Сейчас, вишь, время гласности, долой, так сказать, лакировку действительности. Надо вскрывать теневые стороны жизни.

— Вскроем, — сказал Будашкин. — И на солнце есть пятна. Самсониху недавно поймали: самогон гнала. Сенькин прогулял неделю.

— Эх, друг мой, Будашкин, мелко ты мыслишь. Тут ведь не какие-нибудь итальянцы приезжают, которым макароны на уши навешать можно. Американцы! У них там наркомания, гангстеры, СПИД, а мы все по мелочам — самогонщики да прогульщики.

— Да где ж мы этих гангстеров возьмем? Правда, у нас вон в прошлом месяце Колька Дерябов коромыслом инженеру голову пробил.

— Ну и что?

— Может, за гангстера сойдет?

— Ну ты, Будашкин, даешь, — усмехнулся Ступкин. — Начальство требует показать недостатки на уровне мировых стандартов. Время сейчас, Будашкин, такое — критиковать надо все по-черному.

— Ну, вот, Степанькина на прошлой неделе баклажанной икры съела две банки, отравилась вдрызг, так фельдшер ей на три литра клистир поставил. Она так орала, что в соседних домах люди спать не могли.

Ступкин уставился на Будашкина:

— Ты хоть понимаешь, что ты несешь? Какой клистир, какая икра? Это что ж, нам идти вперед мешает?

— Ну, не спали же люди всю ночь. Работать на другой день не могли.

— Да ты рехнулся, что ли? Ты почитай газеты, что в стране творится! В Сочи, в Туапсе проститутки гуляют. В Москве в обществе "Память" антисемиты завелись, молодежь на голову целлофановые мешки надевает, дезинсекталем для кайфа дышит, а ты — клистир. Ты что, газет, что ли, не читаешь?

— Я вкалываю, — сказал Будашкин, — мне разлагаться некогда.

— Ты это брось, — сказал Ступкин, — мы с тобой одно общее дело делаем. Все самокритикой занялись. Неужели мы с тобой в хвосте плестись будем? Давай готовься, газеты почитай и собирай общее собрание.

Вечером в правлении колхоза собрали общее собрание.

— Товарищи, — сказал Будашкин, — завтра к нам приезжает американская делегация. Вы, конечно, знаете, народ грамотный, у нас сейчас линия взята на вскрытие недостатков. Сейчас в печати правильно пишут про всех, кто мешает нам жить, — это, значит, бюрократы, пьяницы, хулиганы. Кое-где нет-нет да еще встречаются наркоманы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Золотая серия юмора

Избранные страницы
Избранные страницы

Не знаю, как у других писателей, а у меня за жизнь как-то само собой набралось уже несколько автобиографий. За долгие годы сочинительства я выпустил много разных книг в разных жанрах, и к каждой приходилось подбирать соответствующую автобиографию. В предисловии к сборнику пьес сообщалось, что как драматург я родился в 1968 году. В сборнике киноповестей год моего рождения – 1970-й. Поскольку перед вами сборник юмористических произведений, то сейчас хочу всех уведомить, что как юморист я появился на свет гораздо раньше. Произошло это в Москве 12 марта 1940 года. Ровно в 12 часов дня... именно в полдень по радио начали передавать правительственное сообщение о заключении мира в войне с Финляндией. Это известие вызвало огромную радость в родовой палате. Акушерки и врачи возликовали, и некоторые даже бросились танцевать. Роженицы, у которых мужья были в армии, позабыв про боль, смеялись и аплодировали. И тут появился я. И отчаянно стал кричать, чем вызвал дополнительный взрыв радости у собравшейся в палате публики. Собственно говоря, это было мое первое публичное выступление. Не скажу, что помню его в деталях, но странное чувство, когда ты орешь во весь голос, а все вокруг смеются, вошло в подсознание и, думаю, в какой-то мере определило мою творческую судьбу...Григорий Горин

Григорий Израилевич Горин

Юмор / Юмористическая проза

Похожие книги