— Понятно, — я стал еще злее. Понятно было только то, что с «поесть» все накрывалось. — А знаете что, Миша? Разливайте водку.
Реакция бомжа была мгновенной. Непонятно откуда появились пластиковые стаканчики (проверять их на чистоту я не захотел, все равно только настроение испортится), тут же из угла была выволочена огромная картонная коробка (я так понял, это был стол), и Миша стал на ней все аккуратно раскладывать.
— Миша, мне только на донышке, — сказал я, после того как увидел, что бомж наполнил первый стакан до половины. «На донышке», по Мишиным меркам, получилось треть стакана.
Первые два подхода я закусывал батоном с майонезом. После третьего разлива мое брюзжание по поводу гигиеничности колбасы закончилось — она оказалась вполне сносной, ее я практически съел сам. Как-то совершенно незаметно я обнаружил, что под моими ногами стоит пустая первая бутылка водки, а на «столе» уже наполовину выпитая вторая. Я окосел сразу и серьезно. Чердак стал не таким грязным, вонь вокруг исчезла, а Миша оказался вполне сносным мужиком.
— М-миша! Спасибо вам за мое спасение! Вы, я не постесняюсь этого слова, мне как отец, как близкий товарищ! — Я стоял со стаканом водки в руке и толкал тост. — Я уверен, М-михаил, наше знакомство, наша настоящая мужская дружба на этом не закончится? — Миша уже выпил, но продолжал с удовольствием слушать мою ахинею, по крайней мере, сальная улыбка не сползала с его коричневого лица.
— Витюня! Да я тебя как увидел, тут же понял, ты — настоящий человек! А я, Витек, людей вижу сразу!
Я оглядел коробку. Батон уже закончился, оставалась только водка.
— Миша, мне надо ехать. Я опаздываю.
— Да куда, Витек! Еще ж не допили!
— Меня ждут.
— Женщина?
— Ж-женщина!
— Тогда надо ехать, Витек! Давай только за женщину выпьем. Стоя.
— Так мы и так стоя пьем.
Миша широко раскрыл свои голубые глаза:
— Тогда до дна.
— Ток мне совсем немножко. Я ведь к ж-женщине еду.
— Совсем на донышке, Витек, — и Миша снова налил мне треть стакана.
Выпив его до дна и запив глотком сладкой воды, я остатками непропитого ума понял, что это был лишний стакан. Мелкие предметы в глазах стали двоиться, а сам чердак стал как-то светлее и, если можно так сказать, веселее. Веселило все: пыль, летающая в полосках света, щебенка, гремящая под ногами, Мишин «загар», а особо весело стало оттого, что в рабочее время (формально я еще работал до 15 мая) я был не в конторе, а на чердаке.
— М-миша, дырка где — я имел в виду чердачный люк, но из головы вылетело, как он называется.
— Витюшка, я тебя проведу, — и Миша неровной походкой пошел за мной, при этом захватив с собою еще неоткрытую чекушку.
Мы с риском для жизни спустились с чердака по узкой лестнице и продолжили шумный спуск уже на лестничной площадке.
На втором этаже открылась дверь, и женщина в халате прокричала прямо мне в лицо:
— А ну марш отсюда, пьянь! Сейчас милицию вызову!
Я неожиданно для нее остановился и выпалил:
— В-вызывай! Я помощник народного деп-путата!
— Витек, нам ниже, — Миша схватил меня за руку и потащил к выходу.
Сверху раздалось: «Алкаши!»
Выйдя во внутренний дворик, мы направились к арке, подпирая друг друга плечами.
— М-миша, а откуда вы все время знаете который час?
— У меня часы, Витек. Лучшие часы в Столице. Министр как-то ко мне подошел и говорит: «Продай». А я ему: «Нет, Миша не продается!»
— А министр?
— Чего?
— Какого министерства министр?
Но, похоже, Миша опять не понял вопроса:
— Да министр, говорю, из министерства подошел и говорит: «Продай часы». А я ему… — Миша стал повторять то, что я уже слышал.
Даже когда я в дымину пьяный, не люблю, когда люди откровенно врут.
— А где часы?
Я ожидал, что Миша сейчас скажет что-то вроде: «Потерял», — или: «На чердаке оставил», — но, к моему удивлению, он достал из пальто карманные часы на цепочке. Я взял их в руки и сразу же в них влюбился! Понятия не имею, где он эти часы достал, скорее всего, нашел, хотя правду Миша вряд ли скажет, наверняка что-то опять сочинит. Я стал их внимательно разглядывать. На серебристой крышке часов был незамысловатый, но красивый узор, похожий на солнце в кружевах. Открыв крышку, я убедился, что часы отменно работают, а сам корпус не имеет не только явных дефектов, но даже заметных царапин. Под стеклом красивым почерком была выгравирована надпись
— Михаил, продайте мне эти часы.
— Миша не продается!
— Миша, — я достал бумажник из-за пазухи, карманов в трениках попросту не было, — здесь у меня чуть больше двухсот гривен. Забирайте все.
— Витек, Миша не продается! Ко мне министр подходил и говорил… — это я уже слушал третий раз.