23

По лестнице прошлепали ноги Обуховой, затем сверху скрипнула дверь. Обухова прошла в библиотеку. Я остановился перед лестницей в нерешительности. Идти наверх? И как я покажусь на глаза Обуховой? Но и не идти нельзя — вчерашняя записка явно указывала на некую тайну, хранящуюся в библиотеке.

В это время кто-то вошел в холл и, вспомнив про свой портрет на колонне (а каждая морда обязательно остановится и прочитает, кого это там разыскивают), я ринулся вверх по лестнице и остановился только возле самой двери. Чертов посетитель холла тоже поднимался по лестнице велел за мной, ему именно сейчас приспичило что-то почитать. Я лихорадочно стал вспоминать план библиотеки, в которой не был уже уйму лет. Сразу за дверью маленький коридорчик. С правой стороны — основной фонд. С левой — периодика. И двери всегда нараспашку. Куда Обухова пошла? Пусть в зал периодики. Значит, мне направо. Шаги за моей спиной уже приблизились вплотную, и я, открыв скрипучую дверь, вошел в коридор и сразу же повернул направо. Прямо передо мною стояла спина Обуховой, и я в последний момент успел свернуть в зал периодики.

Тут же я услышал крик библиотекарши:

— А кто это туда зашел? Зал периодики до понедельника не работает.

Но в этот же момент дверь отворилась снова, и я мельком увидел входящего старичка:

— Здравствуйте! Это я. Пришел обменять книги.

— Уже все успели прочесть? А чего в зал периодики заходите, давайте сюда идите, — библиотекарша, на мое счастье, повесила посещение зала периодики на старичка. — Татьяна Александровна, одну секунду. Сейчас читателя отпущу и все вам покажу. Я подготовила.

Что покажет? И что она подготовила? Я спрятался за стеллажами с журналами и газетами. Из противоположного зала раздавались голоса старичка и библиотекарши (старичок все никак не унимался и просил подыскать ему чтиво «в его вкусе»). А я стал оглядываться, ища глазами то, что могла подготовить Обуховой библиотекарь. Мои глаза наткнулись на плотную стопку пожелтевших газет, которые стояли отдельно от других под библиотекарской стойкой. Сама стойка располагалась впритык к открытой двери в коридор, и уже оттуда было видно стоящую вполоборота Обухову, которая молча ждала, когда старичок наконец уйдет. Газетная стопка была связана веревкой накрест, и под ней был тетрадный лист с какими-то крупными каракулями. Я прищурился и увидел две большие литеры, небрежно выведенные карандашом: «Т. А.». Татьяна Александровна. Это для нее! Я встал на карачки и стал двигаться к стойке.

— Спасибо вам. Я очень быстро прочитаю.

— Да-да. Как только прочтете, приходите опять, — библиотекарша вышла в коридорчик и выпроваживала старичка.

— А я вам ничего не забыл принести? — старичку очень хотелось поговорить, но библиотекарша действовала проворно.

— Я потом посмотрю. У меня посетительница. Она ведь вас пропустила…

Я уже дополз до самой стойки.

— Все, все, я уже ухожу. Еще раз спасибо вам. Я быстро прочту…

Моя рука дотянулась до газетной стопки.

— Я не сомневаюсь. Всего хорошего!

Дверь скрипнула и застала меня в позе эмбриона под библиотечной стойкой, с газетами в руках. Мне не хватало нескольких секунд, чтобы скрыться в глубине зала.

— Татьяна Александровна, идемте сюда!

Библиотекарша не сразу прошла за стойку, а остановилась перед входом, дожидаясь Обухову, чем я сразу же и воспользовался, быстро прошмыгнув обратно за стеллажи.

— Тоня, ты мне сделала большую услугу, и я в долгу не останусь, — заговорила Обухова, почему-то обращаясь к библиотекарше на «ты».

Тем временем я прошел три стеллажа и остановился в самом конце зала у стены.

— Не поняла! — я услышал удивленный возглас Тони. То, что она «не поняла», я крепко сжимал в руках. — Я же их десять минут назад сюда положила.

— Где подшивка? — голос у Обуховой мгновенно изменился и стал отдавать злобой.

— Татьяна Александровна, не волнуйтесь! Сейчас я их найду, — библиотекарша стала виновато оправдываться. — Наверное, автоматически унесла обратно, чтобы никому на глаза не попались. Вы же просили.

Библиотекарша стала приближаться ко мне, змейкой обходя каждый стеллаж и заглядывая поочередно на каждую полку.

— Сейчас, сейчас найду, — скорее уговаривала она себя. Хотя, действительно, скоро найдет.

Я стал думать, что сейчас делать. Дико закричать, ошеломив тут всех, и выбежать с газетами на улицу? Или ударить кулаком сначала Тоню, которая ни в чем не повинна, а затем Обухову (а уж ту с большим удовольствием)?

Мои мысли прервал голос Обуховой, который остановил Тоню перед предпоследним стеллажом, за которым стоял я:

— Тоня, ты ведь понимаешь, что если не будет газет, могут случиться неприятности с твоим Вовочкой?