23 главных разведчика России

В отношениях с Дитером Герхардтом радиосвязь была односторонней. Центр передавал указания по радио. Рут следила за сеансами радиосвязи и записывала на магнитофон передачи из Москвы, которые передавались на большой скорости. Потом запускала магнитофон на меньшей скорости, тогда можно было услышать морзянку и записать набор цифр. После чего доставался шифровальный блокнот, при воздействии химических препаратов на белой странице проступала таблица, с помощью которой можно расшифровать текст передачи.

Но от Дитера Герхардта не требовали работы на ключе, понимая, что если он станет выходить в эфир, это быстро приведет к провалу. Он передавал собранные материалы только через связного офицера. Таким связным был Виталий Шлыков. Дитер пять раз приезжал в Советский Союз, два раза с женой. Для таких случаев их снабдили фальшивыми паспортами.

– Это были очень ценные агенты, – объясняет Шлыков. – Нам надо было проявить к ним внимание, поддержать их, обещать помощь в случае чего. Ну и провести дополнительную проверку.

– А что, были сомнения относительно их искренности?

– Сомнения есть всегда.

В Москве они жили в семикомнатной квартире (там даже была бильярдная) в знаменитом доме на набережной. Конспиративную квартиру главного разведывательного управления обслуживала экономка, которая им готовила. Им устраивали обширную культурную программу. Рут и Дитер побывали на премьере балета Арама Хачатуряна «Спартак». Места им взяли на первом ряду. Дитер сидел рядом с самим Хачатуряном. Балет произвел на них колоссальное впечатление. После спектакля вернулись на конспиративную квартиру в Доме на набережной. Пили шампанское.

Все это Шлыков вспоминал в своей тюремной камере:

«Камера в следственном изоляторе была маленькая и узкая, с цементным полом и довольно холодная, с плесенью в углу. Радио или телевизора не было. Других заключенных я не видел. На прогулку меня выводили всего на полчаса в день – в небольшой дворик, окруженный высоким забором. Газет мне не полагалось».

На допросах Шлыков ни в чем не признавался. На него стали давить. Однажды, разозлившись, комиссар Рюммеле демонстративно поинтересовался у Шлыкова, где он желает быть похороненным, если вдруг умрет в камере. В другой раз обещал отправить его в Южно-Африканскую республику, если он будет и дальше запираться.

Шлыков повторял себе, что едва ли возможно. Швейцария – правовое государство, и на такое местные власти не решатся. Но маленький шанс оставался, и это не улучшало настроение. Попасть к южноафриканцам Шлыкову не хотелось. Он представлял себе, что они могут сделать с советским разведчиком, которого некому защитить.

Кто-то другой мог бы найти выход – попросить о встрече с американцами. В обмен на информацию американская разведка вытащила бы его из швейцарской тюрьмы и помогла начать новую жизнь.

К тому времени Шлыков прослужил в нелегальной разведке четверть века. Это особая профессия. Ему нравилась эта жизнь. Он окончил московский институт международных отношений в 1958 году, проявил исключительные способности к иностранным языкам и получил приглашение и в военную разведку, и в КГБ. Выбрал ГРУ. Не жалел потом, что отказался от внешней разведки КГБ?

– Нет, не сожалел, – твердо сказал мне Шлыков. – Потом появилась кастовая гордость.

Шлыков получил предложение пойти в нелегальную разведку, дал согласие и был перевезен на конспиративную квартиру, где проходил индивидуальную подготовку – страноведческую и специальную.

Жизнь была интересной и комфортной, хотя пригласить к себе девушку было невозможно. Зато все преподаватели приезжали к нему на дом. И не только преподаватели, но и руководители разведки. За хорошо накрытым столом шли разговоры о предстоящих задачах, о том, что надо служить родине, не жалея себя.

В молодости он был знаком и с Владимиром Васильевым, и Екатериной Максимовой, увлекался балетом и балеринами.

«Они нас снабжали контрамарками на свои спектакли, – с удовольствием вспоминает Шлыков. – Мы устраивали вечеринки и, будучи холостяками, приударяли за девушками. Я как раз в это время вернулся из нелегальной стажировки, во время которой взял в школе танцев в Мюнхене несколько уроков по только что появившемуся на Западе рок-н‑роллу. Так что я выступал несколько раз в роли учителя танцев. Благодаря ГРУ одет я был во все заграничное, что в те годы было редкостью, платили мне неплохо, диплом МГИМО котировался, так что я пользовался определенным успехом у девушек.

К сожалению, период моей дружбы с будущими звездами балета был недолгим. Начальство время от времени предлагало составить список моих знакомых на предмет проверки их благонадежности в КГБ. Приходилось думать о том, что, поддерживая дружбу с кем-либо, я тем самым привлекал к этому человеку внимание «компетентных органов». А так как предупредить об этом я не мог, то получалось некрасиво. Так что мой круг знакомств на протяжении всей службы в разведке был весьма узок».