23 июня. «День М»

Жуков бросил беглый взгляд на Тимошенко, но тот отрешённо молчал, величественный и неподвижный, как скифские курганы. Жуков откашлялся и произнёс невозможные слова:

«Докладываю. Чрезвычайная ситуация, небывалая угроза, нависшая над нашей Родиной, требует принятия экстраординарных мер. Первое и главное: необходимо немедленно арестовать и предать суду злейших врагов народа, подлых агентов абвера и гестапо Сталина, Молотова, Ворошилова, Берия. Рассмотрение дел провести в соответствии с законом от 1 декабря 1934 года, без вызова арестованных, без предъявления обвинения, постановления об окончании следствия и обвинительного заключения, с применением к разоблачённым врагам народа исключительной меры наказания — публичной казни на колу. Приговор привести в исполнение на Лобном месте в Москве.

Вслед за этим необходимо открыто расторгнуть все договора с фашистской Германией, заключённые преступной антипартийной кликой Сталина — Молотова, и обратиться к Великобритании и Североамериканским Соединённым Штатам с предложением о создании антигитлеровской коалиции. В области внутренней политики первейшей задачей Всесоюзного Чрезвычайного комитета (ВЧК) будет освобождение заключённых ГУЛАГа, организованный роспуск колхозов и возвращение земельных наделов в трудовое пользование крестьян…»

«Хорошо бы Черчилля премьером пригласить. Да не согласится он», — проговорил в задумчивости Тимошенко.

Сталин выронил трубку. Мягко ступая в своих кавказских сапогах без каблуков по ковровой дорожке, подошёл к огромной секретной карте на стене и задёрнул её чёрной бархатной занавеской. Затем молча и неспешно опечатал карту личной печатью и сел во главе огромного стола, покрытого зелёным сукном. Глядя жёлтыми немигающими глазами на Жукова, произнёс тихо и чётко, безо всякого акцента:

«Для нас, большевиков-ленинцев, интересы дела выше личных обид. Скажите, товарищ Жуков, после казни товарища Сталина Красная Армия победит малой кровью? На чужой земле?»

Жуков начал было вставать, но тут Тимошенко огромной пятернёй вдавил своего не в меру разговорчивого начальника штаба в кресло и, не вставая с места, заговорил сам: