23 июня: «день М»

Хрущев не побоялся многое изменить в стране, которую он неожиданно для самого себя возглавил. Он сильно рисковал, когда вернул с Колымы миллионы зэков, он сильно рисковал, когда в собрании своих подельников публично назвал преступления преступлениями. Он не побоялся даже вытащить из мавзолея и сжечь мумию Сталина. Но и Хрущев не стал менять официозную версию истории войны, не рискнул провести серьезное и нелицеприятное расследование реальных причин военной катастрофы 41-го года. Да и зачем? Для установления истины? Биография товарища Хрущева была такова, что он едва ли помнил и понимал значение этого слова. Для наказания виновных? Безо всякого расследования было понятно, что в числе главных виновников окажется и Жуков, без которого Хрущев не удержался бы у власти, да и сам Хрущев, как один из верных сподвижников Сталина. Самым же главным виновником любое беспристрастное расследование назвало бы коммунистический режим, который Хрущев отнюдь не собирался разрушать. Поэтому решено было поставить большую точку, точнее говоря — восклицательный знак, который отныне заполнял собой сотни страниц миллионов томов «военно-исторических исследований». И даже в тех случаях, когда под грифом «Для служебного пользования» переводилась и издавалась мизерным тиражом серьезная работа западного историка, на первой же странице появлялось суровое предостережение: «Из-за своей ограниченности и классовой принадлежности автор не смог указать на истинные источники высоких моральных качеств советских воинов — прочность и великие преимущества социалистического общественного и государственного строя, дружбу народов СССР, советский патриотизм и пролетарский интернационализм, безраздельное руководство Коммунистической партии всеми сторонами жизни страны в годы войны».

Впрочем, иные сочинения западных историков и не нуждаются в агитпроповском комментарии. Пресловутая «политкорректность», на которой тихо сходит с ума современный мир, вкупе со старческой болезнью «левизны» западных интеллектуалов способствовали абсолютно некритическому восприятию и воспроизводству военно-исторических мифов советской пропаганды далеко-далеко от Москвы. «Вопреки всем контраргументам и уже в период, когда товарищ Сталин был давно разоблачен как преступник против человечества, а Советский Союз шел к гибели, еще в октябре 1991 г. в рамках международной конференции, организованной Исследовательским центром бундесвера по военной истории во Фрайбурге, говорилось о «массовом героизме, храбрости и стойкости», проявленных всеми без исключения красноармейцами с самого начала войны. Если такие утверждения воспринимались беспрекословно, даже аплодисментами в аудитории, которая должна была претендовать на компетентность и научность, то чего же ожидать от широкой общественности, чьи исторические познания в основном базируются лишь на поверхностных сообщениях едва ли не еще менее осведомленной, но зато политически однозначно ориентированной журналистики?» (42, стр. 95)