23 оттенка одиночества (СИ)

Сил больше не остается. Я стискиваю зубы, слышу, как на заднем фоне Китти еще не опускает руки и сражается с мнением родителей, и отключаюсь. Что я здесь делаю? Я должен быть совсем в другом месте. Смахиваю капли пота ладонями и предпринимаю очередную попытку уловить смысл беседы. Не выходит. Все это лишняя трата времени.

- Я сейчас.

Поднимаюсь с места. Выхожу на улицу и закидываю за голову руки, пытаясь найти хотя бы одну причину, по которой я не должен унестись прочь отсюда.

Одной оказывается вполне достаточно. Китти Рочестер.

Достаю сигареты. Оглядываюсь, а затем как-то беззаботно хмыкаю. Раз я паршивый человек, то обязан соответствовать. Из-за меня все страдают, моя семья – дерьмо в чистом виде, какие еще мысли витают в голове миссис Рочестер? Может, она действительно верит в то, что я убиваю людей? Расчленяю их и останки закапываю на веранде.

- Ты как? – Джейк оказывается рядом неожиданно. Достает сигарету и одновременно со мной выдыхает в воздух белые клубья дыма. – Предки Китти – психи.

- Нет. Они нормальные.

- Правда, так думаешь?

- Ее мать орет, потому что волнуется. Когда-то она даже помогла мне. Так что судить о них строго, нет смысла. Не они плохие, а ситуация – дерьмо.

- И что планируешь делать?

- Поеду к матери. – Отбрасываю окурок в сторону и потираю ладони о джинсы. Затем смотрю на Джейка. – Останься здесь. Отвлеки Китти.

- Очень смешно, - ворчит парень. – Она убьет меня, когда заметит, что ты исчез.

- Главное, чтобы она сделала это, после того, как я уеду.

- Один справишься?

- Да. Дай ключи от машины.

- Они в салоне. Послушай, чувак, - Джейк громко выдыхает. Почему-то мне кажется, что сейчас последует нечто сопливое, поэтому я вскидываю руки.

- Просто позаботься о Китти. Я вернусь через полчаса.

- А если нет?

Усмехаюсь. Что тогда? Тогда жить станет проще.

Плетусь к машине, на ходу добиваю вторую сигарету. Надеюсь, меня убьет никотин, а не пьяный отец, иначе придется поверить, что даже болезни – полная чушь в сравнении с неадекватным Фрэнком МакКалистером.

Я добираюсь до дома за десять минут. Слишком мало, чтобы прийти в себя и взять под контроль свихнувшиеся мысли. Оглядываюсь по сторонам, изучаю знакомые улицы, ощущаю знакомый запах, и меня тянет блевать. Здесь все напоминает о том, кто есть я и, кто есть мои родители: кучка несчастных недоумков без настоящего и без будущего.

Сглатываю. Я знаю, что сегодня все решится, только не догадываюсь, как именно.

Открываю дверь. В отличие от украшенных домов, здесь темно. Не удивлен, что отец запретил маме привести в порядок холл. Тогда было бы не похоже на дерьмовую семью.

- Мам? – решительно иду вперед. – Ты здесь?

Наверху тихо. Сжимаю в кулаки руки и несусь на кухню. Перед глазами пролетают сотни воспоминаний. Отмахиваюсь от них, злюсь на себя за слабость и сильнее стискиваю пальцы. Я не должен поддаваться эмоциям. Эмоции – очень плохой союзник. Когда много думаешь, упускаешь то, что находится прямо перед носом. Например, рожу отца, внезапно возникшую по курсу.

- Сынок! – восклицает он. На кухне горит тусклый свет, однако я отчетливо вижу лицо человека, испортившего мне жизнь. – Хренов кретин, сколько лет!

Отец подходит ко мне и прижимает к себе так крепко, что перехватывает дыхание.

Я резко отстраняюсь.

- Где мама?

- Не желаешь спросить, как дела? – его глаза наливаются яростью. – Как прошли эти долбанные два года? Как мы сводили концы с концами? Как Дин потрошил из меня долги?

- Где она?

- Расплачивается.

Тело пробивает судорога. Я зажмуриваюсь и говорю: успокойся, но слишком поздно. Что-то меняется. Когда я вновь смотрю на отца, во мне нет жалости, нет надежды. Я хочу убить его, и это переплетается с несоизмеримым желанием оказаться далеко отсюда.

- Мы уезжаем.

- Мы?

Не отвечаю. Поворачиваюсь к отцу спиной и несусь на второй этаж. Надеюсь, мама в порядке. Надеюсь, что, когда я вижу ее лицо, станет проще. Хватаюсь рукой за перила, и тут же отлетаю назад.

- Куда ты так спешишь? – взвывает отец. Он ржет, а я поднимаюсь на ноги, полный решимости выбить из него все дерьмо. – Мамочка занята, она…

Выпускаю кулак. Он врезается в папин нос, и звучит такой громкий хруст, что эхо от него разносится по всему коридору. У отца открывается кровотечение. Он орет что-то, хватается дрожащими пальцами за лицо и поднимает на меня дикий взгляд.

- Ублюдок, - его окровавленный рот превращается в оскал, - ты мерзкий кретин, ты пожалеешь! – Его руки оказываются на моих плечах. Я уворачиваюсь, однако пропускаю сильный удар по животу. Тело сгибается. С губ срывает стон, и я тут же ощущаю, как отец разъяренно вонзает пальцы в мое горло. Он выглядит сумасшедшим. – Все, что ты умеешь, все, что ты делаешь, - шипит он, - все это я. Твои удары, выпады, твоя злость. Я знаю тебя, тупой ублюдок, потому что ты – мой сын.

- Нет! – отпихиваю его от себя. Свирепо расправляю плечи. – Ты больше не сделаешь маме больно. Ты больше и пальцем не тронешь меня.