Из письма Наполеона Александру Первому.
По свидетельству французов, когда в Москве начались пожары, они не нашли в городе ни одной пожарной трубы. Все оборудование вывезли по приказу градоначальника. Любопытно, что сами русские, хорошо знавшие колоритную фигуру Ростопчина – а в этом человеке удивительным образом сочетались организаторские способности, словоблудие и зазнайство, – говорили о графе, что у него два ума: русский и французский. И один другому вредит. Сам Ростопчин, объявивший себя главным российским патриотом, свое участие в поджогах то признавал, гордясь этим как подвигом, то категорически отрицал, трезво оценивая последствия трагедии. Так что сам он в объективные свидетели явно не годится. Впрочем, следует честно признать, что после ухода оккупантов граф немало сделал, чтобы снова обустроить город и помочь москвичам.
(Историк Михаил Горностаев, интернет-проект «1812 год»).
На самом деле вольными или невольными организаторами пожара являлись, конечно, обе противоборствующие стороны. Помимо русских – как поджигателей, так и тех, кто в спешке покидая город, просто оставлял незатушенными свои очаги, виновными были, конечно, и сами французы. Сразу же после занятия города в нем начались грабежи, мародерство и пьянство. На этом фоне пожаров в Москве избежать было нельзя: город всегда горит, когда кончается порядок и начинается хаос. Москва несколько раз выгорала дотла и до Наполеона.
Пожар 1812 года стал последним в этом страшном списке. Из 8700 зданий жилой постройки сгорели 6340. Из 390 государственных и общественных зданий сгорело 190. Косвенным виновником пожара можно считать даже Петра Первого. Желая быстрее украсить свой питерский парадиз, царь запретил строить каменные дома в Москве – все каменщики направлялись в «Северную Венецию». Позже приказ отменили, но к моменту наполеоновского нашествия Москва все еще оставалась в основном деревянной и хаотично застроенной, так что побороть здесь огонь смог бы только вселенский потоп.