Читаем 2666 полностью

Доказательство номер 2 заинтересовало Амальфитано больше всего. Называлось оно «Сын арауканской женщины» и начиналось следующим образом: «Когда пришли испанцы, арауканцы установили два пути сообщения из Сантьяго: телепатию и адкинтуве 55. Лаутаро 56, отличавшегося особым талантом к телепатии, еще ребенком увезли на север вместе с матерью, и там его задействовали испанцы. Именно таким образом Лаутаро поспособствовал поражению испанцев. Поскольку телепатов можно уничтожить и сообщение перерезать, был создан адкинтуве. Только после 1700 года испанцы догадались, что сообщения передаются с помощью движения ветвей. О телепатии они так и не узнали, приписывая все «козням дьявола», который и помогал выведывать, что происходит в Сантьяго. Из столицы тянулись три ветви адкинтуве: одна по отрогам Анд, другая — по берегу моря, а третья — по центральной долине. Первобытный человек не знал языка, он общался мысленными сообщениями, как делают это животные или растения. Когда человек прибег к звукам, жестам и движениям рук и стал общаться с их помощью, он начал терять дар телепатии, а затем и вовсе затворился в городах, отдалившись от природы. Хотя у арауканцев было два типа письменности — Пром, состоявший из узелков на веревках 57, и Адентунемуль 58, с треугольными письменами, они никогда не забывали о телепатии; напротив, приспособили к делу некоторых Кюга, чьи семьи жили по всей Южной Америке, на островах Тихого океана и на дальнем юге, чтобы враг никогда не мог застать их врасплох. С помощью телепатии они всегда находились в контакте с эмигрантами из Чили, которые первоначально расселились на севере Индии, где их назвали ариями, и оттуда двинулись к полям первобытной Германии, чтобы затем спуститься к Пелопоннесу, а от него они отплывали в Чили традиционным путем — через Индию и Тихий океан». И тут же, и явно вне связи с только что сказанным, Килапан писал: «Килленкуси была жрицей Мачи59, ее дочь Кинтурай должна была следом за ней заступить на должность или заняться шпионажем; она решилась на шпионаж и на любовь к ирландцу — так она получала возможность и надежду родить сына, который, как Лаутаро и метис Алехо, вырос бы среди испанцев, и так они могли бы однажды встать во главе войск, которые изгнали бы конкистадоров за Мауле, потому что закон Адмапу запрещает арауканцам сражаться за пределами Йекмончи. Ее надежда оказалась ненапрасной: весной 60 1777 года, в месте под названием Пальпаль, арауканская женщина стоя претерпевала муки родов, потому что традиционно считалось, что от слабой женщины не родится сильный сын. Сын родился и стал Освободителем Чили».


Примечания внизу страницы четко показывали (если кому вдруг не хватило четкости раньше), что Килапан оседлал пьяного конька. Примечание 55, к Адкинтуве, гласило: «Спустя много лет испанцы догадались о его существовании, но так и не сумели его расшифровать». Прим. 56: «Лаутаро, быстрый звук (тарос по-гречески означает быстрый)». Прим. 57: «Пром, сокращенное от греческого Прометей, титан, который похитил письменность у богов, чтобы передать ее людям». Прим. 58: «Адентунемуль, тайнопись с буквами в виде треугольников». Прим. 59: «Мачи, пророк. От греческого mantis, что означает „прорицатель“». Прим. 60: «Весна. Законы адмапу гласили, что детей надо зачинать летом, когда все фрукты созрели; поэтому они рождаются весной, когда земля пробуждается и наливается всей своей силой; когда рождаются животные и птицы».


Из этого следовало, что, во-первых, все арауканцы, или бо`льшая их часть имели способности к телепатии; во-вторых, язык арауканцев тесно связан с греческим Гомера; в-третьих, арауканцы свободно перемещались по всему земному шару, заплывая время от времени в Индию, первобытную Германию и на Пелопоннес; в-четвертых, арауканцы были великими мореплавателями; в-пятых, у арауканцев было два вида письменности: узелковое письмо и треугольное письмо, и это последнее было тайным; в-шестых, оставалось непонятным, что за средством коммуникации являлось упомянутое Килапаном адкинтуве, которое испанцы, догадавшиеся о его существовании, не смогли расшифровать. Наверное, это был способ передавать сообщения посредством движения ветвей деревьев в стратегически важных местах, например на вершинах холмов? Что-то похожее на сигналы дымом, которыми пользовались индейцы Северной Америки? В-седьмых, в отличие от адкинтуве, телепатию как средство сообщения испанцы не раскрыли, и если она в какой-то исторический момент перестала существовать, то потому, что испанцы перебили всех телепатов; в-восьмых, телепатия, с другой стороны, позволяла арауканцам в Чили находиться в постоянном контакте с эмигрантами, которые рассеялись по таким неожиданным местам, как перенаселенная Индия или зеленая Германия. В-девятых, а как из этого всего можно сделать вывод, что Бернардо О’Хиггинс был телепатом? Наверное, следовало понимать, что и сам автор, Лонко Килапан, был телепатом? Ну да, видимо, так и следовало понимать автора.


Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги