— А что вы делаете по вечерам, когда тренировки заканчиваются?
— Все мы? — уточнил Омар Абдул.
— Да, вся команда, или как вы там себя называете.
— Едим, смотрим телевизор, потом сеньор Лопес отправляется спать, Меролино тоже идет спать, а мы тогда можем тоже пойти спать, или смотреть телик дальше, или пойти погулять по городу — ну ты меня понял, — сказал он с улыбкой, за которой могло скрываться все что угодно.
— Сколько тебе лет? — вдруг спросил Фейт.
— Двадцать два, — ответил Омар Абдул.
Когда Меролино поднялся на ринг, солнце уже почти скрылось на западе и менеджер зажег фонари, запитанные от отдельного (не того, что поставлял электричество в дом) генератора. В углу ринга, опустив голову, неподвижно стоял Гарсия. Он разделся, и на нем теперь болтались черные боксерские трусы до колена. Казалось, он спит. Только когда фонари зажглись, он поднял голову и на несколько секунд задержал взгляд на Лопесе, словно бы ожидая сигнала к действию. Один из журналистов, который все улыбался и улыбался, позвонил в колокол, спарринг-партнер поднял руки и двинулся к центру четырехугольника. Меролино в защитном шлеме кружил вокруг Гарсии, который только время от времени бил левой, стараясь нанести хоть один удар по корпусу. Фейт поинтересовался у одного из журналистов: мол, а что, разве спаррингу не положено выступать в защитном шлеме?
— Положено, а как же, — ответил журналист.
— А почему же он не в шлеме? — удивился Фейт.
— Так его сколько ни бей, хуже не будет. Ты меня понимаешь, да? Он не чувствует ударов. Двинутый на всю голову, понимаешь?
В третьем раунде Гарсия покинул ринг, поднялся Омар Абдул. Парень был гол от пояса и выше, но треники не снял. Двигался он гораздо быстрее своего мексиканского коллеги и без проблем вывертывался всякий раз, когда Меролино пытался зажать его в углу — впрочем, было очевидно: боксер и его спарринг не хотят драться всерьез. Время от времени, не переставая двигаться, они что-то говорили и смеялись.
— Ты что, в Коста-Рике? — спросил его Омар Абдул. — У тебя глаза на жопе, да?
Фейт спросил журналиста, что говорит спарринг-партнер.
— Да ничего особенного, — ответил тот. — Этот сучий сын только ругательства наши выучил…
Три атаки — и менеджер прервал бой и исчез внутри дома вместе с Меролино.
— Их там массажист ждет, — пояснил мексиканский журналист.
— А кто у нас массажист? — спросил Фейт.
— Мы его не видели, он никогда не выходит во двор, он слепой, понимаешь? Слепой от рождения, и целыми днями то на кухне ошивается и ест, то в туалете срет, то в своей комнате на полу валяется и книжки на своем языке для слепых читает, как его там, эй, как он называется?
— Алфавит Брайля, — подсказал другой журналист.
Фейт представил себе, как массажист лежит в совершенно темной комнате и читает — и ему тут же стало как-то не по себе. Наверное, так и выглядит счастье… Над водоемом Гарсия выливал Омару Абдулу ведро воды на спину. Калифорниец подмигнул Фейту и спросил:
— Ну как вам?
— Неплохо, — сказал Фейт любезности ради. — Но мне кажется, Пикетт будет подготовлен гораздо лучше.
— Пикетт? Да он сраный пидор.
— Ты его знаешь?
— Я его видел по телику, пару боев. Он двигаться не умеет.
— Ладно, я-то его вообще никогда не видел, даже по телику, — примирительно сказал Фейт.
Омар Абдул посмотрел на него с удивлением и переспросил:
— Ты не видел ни одного боя Пикетта?
— Нет. На самом деле спец по боксу в нашем журнале умер на прошлой неделе, а у нас с персоналом напряженка, вот и послали меня.
— Ставь на Меролино, — помолчав некоторое время, сказал Омар Абдул.
— Удачи тебе, — сказал Фейт, уходя.