Автоматчик сменил магазин, но в него выстрелили одновременно и Веселков, и Снитко. В этот же момент ударил длинной очередью «дрейзе». Пули пробили артиллеристу плечо и грудь. Следующая очередь выбила кору и щепки из соснового ствола. Шустрый ефрейтор стрелял, не жалея пуль.
Его погубила растерянность. Рядом ворочался в агонии унтер-офицер, полз неизвестно куда раненый товарищ, за ним тянулся по снегу кровяной след.
Ефрейтор остался один, а в ста метрах от него затаились русские. Спасти его мог лишь пулемет, и он опустошал барабан, всаживая пули в снег. Надо подать своим сигнал ракетой!
Он выдернул из кобуры ракетницу, но выстрелить не успел. По каске ударили с такой силой, что потемнело в глазах. Надо убегать, пока не потерял сознание. Русские его ранили…
Однако ноги не повиновались, а по лицу текла горячая струйка. Пуля, выпущенная из винтовки «СВТ», пробила каску и лоб. Ефрейтор лежал на боку и видел, как двое русских торопливо собирают оружие.
– Не стреляйте… я ранен.
Ефрейтор прошептал эти слова на своем родном французском языке, но русские его поняли. Один, поднимая сумку с патронами, сказал:
– Куда в тебя стрелять? Ты уже на том свете. А того гада треба добить.
Старшина дал очередь вслед уползающему немцу. Подбежав к нему, отстегнул пояс с запасными магазинами и нож в чехле.
– Глянь-ка, Егор. Все фрицы ножи с собой таскают. Раненых, что ли, резать?
– Быстрее, – торопил старшину сержант Веселков. – Пошарь за голенищами. Там они запасные магазины тоже носят.
Старшина уже глянул. Забрал два магазина, отстегнул часы, достал бумажник и документы.
Возвращались бегом. Вслед им стреляли, выпустил несколько мелких мин 50 миллиметровый миномет, подстегнув бег. Сели передохнуть, когда покинули опасное место. Сержант Веселков отщелкнул пустой барабанный диск и вставил новый.
– Тут в ранце что-то булькает, – сказал Снитко. – Ну-ка глянем.
Отвинтив пробку, понюхал горлышко фляжки:
– Кажись, ром. И по запаху, и по цвету. – Отхлебнув большой глоток, уверенно подтвердил: – Ром. Градусов пятьдесят. Давай выпей, Егор. Слышь, ты чего как не свой?
Егора Веселкова трясло мелкой нервной дрожью. Ему было двадцать лет, и он еще не привык к смертям. На его глазах умер от ран старый добродушный артиллерист Роман Семенюк, а сам он убил выстрелами в голову двоих немцев.
Он сделал один и второй глоток. Старшина сунул ему кусочек шоколадки.
– Закуси.
– Не лезет.
– Ну, снегом тогда зажуй. Консервы еще есть. Если хочешь, откроем.
– Консервы ребятам… голодные сидят.
– Накормишь тремя банками роту, – пробурчал тоже голодный старшина Степан Снитко, но банки отложил в сторону.
Они вернулись в роту, и Веселков доложил ситуацию.
– Не добраться до батальона.
– Вижу, – кивнул лейтенант Краев. – Фрицы успокоиться не могут. За пулемет свой переживают.
– Мы расчет прихлопнули, – небрежно заметил Снитко, который только сегодня первый раз побывал в бою и уничтожил первого своего немца.
– Отдыхайте. Позже решим, когда прорываться. Много там фрицев?
– Никого не было, – приходя в себя, ответил Веселков. – Случайно столкнулись. Сейчас не пройдешь.
– В другом месте прорвемся, – уверенно заявил Иван Коржак, рассматривая пулемет. – Тяжелый, гад. Надо его Федосееву отдать, парень крепкий.
Рота лейтенанта Краева готовилась к прорыву. Он выбрал заросший мелкими соснами и березами участок. У немцев не хватало людей, чтобы создать сплошную линию окружения.
Иван Коржак, изучивший место будущего прорыва, показывал ротному выявленные огневые точки:
– Вот здесь, на левом фланге, отделение в траншее засело, примерно двенадцать солдат со станковым пулеметом. Мы двинем правее. Там кольцо послабее. В основном парные посты. Но там своя трудность. На бугре возле березовой рощицы курсирует бронетранспортер «Бюссинг».
– Еще два пулемета, – сказал Краев.
– И один из них крупнокалиберный. Участок длиной с километр под огнем держит. Прежде чем начнем прорыв, от него надо избавиться.
– Избавиться, – усмехнулся Краев. – Уничтожить, взорвать. А он к себе не подпустит. Думаю, его надо отвлечь ложной попыткой прорыва, поднять стрельбу, устроить шум. Если он клюнет, забросать гранатами и бутылками с «КС». Кого пошлем?
– Ложный прорыв я организую.
Угадав, что Краев будет искать другие кандидатуры, Иван Коржак убеждал его:
– Сам прорыв – это полдела. А вот обеспечить место и прикрытие посложнее будет. В прикрытие предлагаю Никиту Швецова и отделение человек десять. «Бюссинг» и ложный прорыв организуем с Антоном Федосеевым, ну еще человек семь с собой возьмем.
В роте имелось четверо тяжелораненых. Это значило, что шестнадцать человек будут нести их.
– Прорываться не с кем будет, – невесело усмехнулся Краев. – Десяток людей на прикрытие, шестнадцать бойцов раненых понесут, еще семь-восемь человек на ложный прорыв и уничтожение «Бюссинга». Ладно, как получится.
Хотели дождаться темноты, но немцы открыли сильный минометный огонь. Работала целая батарея, штук шесть стволов. Мины взрывались целыми сериями. Через час обстрела, когда минометчики наконец угомонились, подсчитали потери. Трое бойцов погибли, пятеро были ранены.