28 панфиловцев. «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!»

Красноармеец, это был совсем молодой парень с окровавленной, кое-как перевязанной рукой, продолжал стоять, тяжело, со всхлипом, дыша. Шинель он сбросил во время перевязки и стоял в телогрейке-безрукавке.

Двое немцев обошли его, а третий сделал выпад, как на учении, и вонзил ножевой штык в живот. Затем выдернул винтовку со штыком, с полминуты раздумывал и снова ударил извивающегося от боли парня, целясь в горло.

Савенко и двое красноармейцев с ним видели эту сцену. Один из бойцов скрипел зубами, сжимая трехлинейку, пальцы побелели от напряжения.

– Тварь, решил показать, что с нами будет.

Тимофей Савенко, опасаясь, что помощник не выдержит и выстрелит, положил ему руку на плечо.

– Тише. Нам нужен бронетранспортер. А с этими позже разделаемся.

Они укрывались за полуразрушенной стеной дома. Сержант и второй красноармеец держали наготове бутылки с горючей смесью. Немцы дали в сторону развалин несколько автоматных очередей и бросили гранату. Лезть через глубокий сугроб не стали.

Девятитонный бронетранспортер «ганомаг» на гусеничном ходу, с зауженным продолговатым капотом стрелял из двух пулеметов и нескольких автоматов. Экипаж этой массивной шестиметровой машины составлял двенадцать человек во главе со старшим унтер-офицером.

Обычно бронетранспортеры держались поодаль, так как имели слабое бронирование. Но рота была особая, штурмовая, а «ганомаг» хорошо вооружен.

Подминая тело еще живого, пробитого штыком красноармейца, машина шла вдоль улицы шагах в десяти от сержанта Савенко и его бойцов.

– Бросаем!

Три бутылки с горючей смесью полетели из-за стены. Две разбились о высокий скошенный борт, третья упала в снег. Хотя пламя мгновенно растеклось по броне и правой гусенице, машина лишь увеличила скорость, чтобы уйти из опасного места и потушить огонь.

Кормовой пулемет выбил очередью кирпичную крошку и свалил в снег неосторожно высунувшегося красноармейца.

Сержант Савенко выскочил из-за стены и швырнул под гусеницы противотанковую гранату. Лучше было бы забросить ее в десантный отсек, но Тимофей опасался промахнуться.

Граната смяла два задних колеса и перебила гусеницу. Бронетранспортер продолжал ход, скрутил гусеницу и остановился. Пламя и густой маслянистый дым заслоняли видимость экипажу.

Крупнокалиберный пулемет продолжал молотить, рассеивая пули наугад. На снег спрыгнули несколько солдат и унтер-офицер. Тимофей бросил оставшуюся у него «лимонку» и снял из-за спины самозарядку.

Несколько секунд потребовалось, чтобы сорвать с затвора промасленную тряпку. Целиться времени не оставалось. Сержант стрелял навскидку и успел выпустить шесть или семь пуль.

Обжигающий удар в плечо выбил винтовку. Савенко шатнулся, перехватил тоскливый взгляд унтер-офицера, сидевшего на снегу и зажимающего живот. Рядом лежало еще одно тело. Кто-то отползал подальше от пламени, охватившего борт и гусеницу.

Рослый солдат нажал на спуск. Сразу несколько пуль пробили грудь. Медленно угасало сознание, но силы еще оставались, и Тимофей попытался приподняться. А затем подступила темнота. Немец дал еще одну очередь и побежал к бронетранспортеру.

Взрыв повредил бензонасос. К пламени горючей смеси прибавились языки полыхнувшего бензина.

– Гасите огонь! Быстрее, – кричал механик.

Уцелевший красноармеец из группы Савенко, не рисковавший высунуться из-за стены, не знал немецкого, но смысл суеты понял, фрицы торопились погасить огонь.

– А вот хрен вам! – срывающимся от напряжения и мороза, тонким мальчишеским голосом выкрикнул восемнадцатилетний красноармеец.

Он выскочил из-за стены и бросил две гранаты «РГД 33». Одну из них он забыл поставить на боевой взвод, зато вторая грохнула возле механика-водителя, издырявив осколками его замасленную куртку и выбив из рук огнетушитель.

Впрочем, огнетушитель бы уже не помог. Пламя выбивалось из-под брюха тяжелой машины, горели масло, бензин, тела унтер-офицера и пулеметчика.

Красноармеец бежал прочь, не разбирая дороги, всхлипывая на ходу, иногда останавливаясь и грозя кулаком в сторону немцев.

– Что, нажрались? Горите теперь вместе со своим гробом.

В него стреляли, но пули пролетали мимо. Возле одного из домов он столкнулся лицом к лицу с немецким разведчиком. Винтовка была заряжена, и боец нажал на спуск, опередив на секунду рослого, на голову выше его, ефрейтора с автоматом.

Немец вскрикнул и упал на бок. Пуля в живот прожигает болью все тело. Хочется бежать от этой боли и еще глотнуть холодной воды. Красноармеец попятился от извивающего в окровавленном снегу немца. Хотел прихватить автомат, но не хватило духу.

Немец так громко стонал, почти выл, раскидывая ботинками снег, что восемнадцатилетнему бойцу стало страшно. Он добрался до своих и без сил опустился на корточки. Взвод Коржака вел бой. Младший лейтенант, оторвавшись от прицела, окликнул его:

– Чего молчишь? Где Савенко?

– Убили… И земляка моего тоже. А броневик горит.

– Точно убили? Не раненого его там бросил?

Парень кивал и размазывал ладонью копоть по лицу. Слезились от дыма или чего другого глаза, и хотелось заплакать.