3

плиткой, располагалась небольшая комнатушка, приспособленная, вероятно, для отдыха врачей и младшего медперсонала. На столе с

вдвинутыми стульями, покрытым клеёнкой в цветочек, стояла обыкно

венная электрическая плитка, а на ней — эмалированная кастрюля, видимо, с супом. Тут же торчали, чайник, стаканы, а также пара литровых

банок с принесённою снедью. На кафельной стене, у окна, — прибита

вешалка для одежды работников морга.

«Экскурсант» был ошеломлён, увидев эту уютно невинную, домашнюю

обстановочку. «И как они только, могут есть в таких нечеловеческих

условиях, рядом с мертвецами! Я бы никогда не смог!» — подумалось

тогда. Пошли дальше. Коридор, по бокам которого располагались две

ри с табличками, типа «Гистологическая лаборатория» и пр., вывел в яр

ко освещенный ласковым, блин, солнцем, вместительный зал с тем же

кафелем на стенах и полу. И тут то мы, чуть не лишились чувств…

На пяти шести бетонных постаментах, лежали окоченевшие голые жму

рики. Один из них, молодой мужик, был, почему то, одет, — опять же, на голое тело, — в меховую куртку. А ноги его, с безвольно поникшим

«хозяйством» в промежности, оказались багрового цвета, создавая жут

кий контраст с открытой мраморно белою грудью.

— Не ссыте, мужики! Чё застыли у входа?.. Жмура никогда не видали?

Проходите сюда! — здоровяк Владимир, в белом халате с фартуком, по

крытым пятнами крови; с обнаженными, по локоть, руками мясника, заулыбался нам, перепуганным до смерти.

— Жмура, чё то больно уж много! — пришел в себя первым Лёха.

— Это что! В подвале еще голубчики лежат! После выходных всегда

так тесновато… Мы ведь, весь район «обслуживаем»: и убиенных, и боль

ничных трупоноидов. Два три тела в день — законная норма… — совсем

обыденно, полушутливо рассказывал наш «гид», надевая резиновые

белые перчатки.

обратил внимание на его пустые глаза, крючковатый нос и, неестест

Я

56

венно маленькую, голову в шапочке, по сравнению с тучным, колышу

щимся телом. Было в этом Вове, его деловито циничной улыбке, как

показалось, что то патологически странное… Хотя, кто его знает, —

воображение, в такой трогательно милой обстановке, еще не то нари

сует!

Вова, по хозяйски, расхаживал между мрачными постаментами и, кое

что, рассказывал об их молчаливых обитателях. Наконец, подвёл к обе

щанной мёртвой бабе, с которой срезала одежду алкоголичка санитар

и, тут же, бросала в корзину.

— Итак, господа, можно, пожалуй, и начинать? — явно с радостным

нетерпением, хищно улыбнулся прозектор, подходя к столику с метал

лическими инструментами (в основном, ножами), и надевая марлевую

повязку. — Надежда Михайловна, Вы готовы записывать?

— Да, Владимир Аполлонович! — ответила, только что прибывшая и

усевшаяся за стол, строгая медсестра.

Вова решительно подошел к трупу с устрашающего вида, кесарем, задор

но подмигнув нам. Мы стояли, ни живы, ни мертвы, напротив, — с подка

шивающимися ногами. Он же, словно селёдку, от горла до конца живота, быстрёхонько вскрыл несчастную старушку. Затем, взяв кусачки, похожие

на садовые ножницы, с ужасным хрустом переломил, с обеих сторон, рёбра грудной клетки. И, кряхтя, не без труда вытащил основную кость, на которой те и были, Господом Богом, прикреплены. Таким образом, открылся доступ к сердцу, лёгким, пищеводу и другим внутренним орга

нам.

— Вы хоть знаете, молодые люди, что у баб, по сравнению с мужиками, в грудной клетке на одно ребро меньше? — с некоторым профессио

нальным превосходством, спросил чернушенский потрошитель. — Пом

ните, как из ребра Адама Господь сотворил Еву? Вот вот, именно из

оного то лишнего рёбрышка…

Потом, началось нечто страшное. Вова, круговым движением очередного

ножа, изнутри вырезал у «жертвы» глотку и, держа пятерней за верх пище

вода, сильно напрягшись, извлёк наружу лоснящиеся, розовато серые

лёгкие, с сердцем в придачу. Весь этот мерзкий, тяжеленный «куль», вися

щий на верёвочке пищеводе, мягко шлепнул в ложе специальной дере

вянной подставки.

Меня затрясло, — думал, что свалюсь в обморок. Для Вовика же это была

привычная, рутинная и, видать, изрядно поднадоевшая, процедура, которую проделывал сотни раз. Он деловито, тем же ножом, оттяпал

57

небольшой кусок лёгкого и раскромсал его, в мелкие кусочки. Несколь

ко из них, бросил в банку с каким то раствором (как пояснил нам, «в

гистологию, на анализ»), не забывая диктовать медсестре, на тарабарском

врачебном языке, свои «впечатления» от увиденного.

— А скажите, Владимир, почему при вскрытии почти нет крови? —

немного придя в себя, «юннат» подал, неслушающийся еще, голос.

— Странный вопрос… — пожал плечами прозектор. — Ведь когда че

ловек умирает, кровь перестает циркулировать и стекает вниз, к спине, сворачивается, к тому же. Вот почему… Так так, а сейчас посмотрим мо

торчик!

На широкой ладони Вовы, оказалось заплывшее жиром, лилово красное

с белыми прожилками, сердце бедной женщины. Я вдруг осмелел и подо

шел поближе к подставке, не смотря на приторный запах, разложенных

на ней внутренностей.

ак вот оно какое, сердце

«Т

то наше! Удивительно! — залюбовался органом. —

Кстати, сколько раз видел свежевание рыб, куриц, баранов, — всё почти