Жители той деревни оказывали большое уважение тому молодому человеку. Потом однажды утром они начали его оскорблять. Случилось так, что одна девушка в деревне родила ребенка и сказала, что отцом был этот молодой саньясин. Поэтому, естественно, они начали его оскорблять. Совершенно естественно, что они стали оскорблять его. Это было очень естественно. Что в этом не так? То, что делали жители деревни, было правильно. Они взяли ребенка и принесли его саньясину. Молодой саньясин спросил: «Что случилось? Что все это значит?»
Они ответили: «Ты спрашиваешь нас, что случилось? Просто посмотри на лицо этого ребенка и потом скажи нам, что все это значит. Ты прекрасно знаешь, что случилось. Если ты не знаешь, кто тогда знает? Это твой ребенок».
Саньясин ответил: «Правда? Это мой ребенок?»
Ребенок заплакал, и молодой саньясин стал пытаться его успокоить, чтобы тот перестал плакать. Спустя какое-то время люди из деревни немного отошли и оставили ребенка там.
Было еще утро. Саньясин взял ребенка с собой и пошел в деревню, чтобы, как обычно, просить еды, точно так же, как он делал это каждый день — но кто мог в тот день дать ему подаяние? Те же люди, которые дают вам миллионы, когда уважают вас, будут оскорблять вас, не давая вам даже куска хлеба. Кто мог дать ему хлеба? Куда бы он ни шел, двери перед его лицом закрывались. В какую бы дверь он ни постучал, она захлопывалась, и люди говорили ему уходить. Его начала преследовать толпа.
Наверное, ни один саньясин на земле раньше не ходил просить подаяния с ребенком на руках. Ребенок продолжал плакать, а он продолжал просить. Ребенок продолжал плакать, а саньясин смеялся над людьми, которые раньше дарили ему столько уважения и любви. Потом он отправился к дому той женщины, которая родила этого мальчика. Там он тоже окликнул и сказал: «Пожалуйста, не переживайте из-за меня, но хотя бы подумайте об этом мальчике, который плачет от голода. Даже если я и виноват во всем, этот ребенок невинен. Почему вы ни за что наказываете этого ребенка? Пожалуйста, дайте ему немного молока».
Когда женщина увидела своего сына в таком состоянии, ей было очень трудно это вынести. Она сказала отцу: «Пожалуйста, прости меня. Я тебе солгала. Я вообще не знаю этого саньясина. Я переложила вину на этого саньясина, чтобы спасти от немилости настоящего отца. Я думала, вы его только немного поругаете, а потом вернетесь с моим ребенком. Я не предполагала, что все зайдет так далеко».
Члены той семьи очень обеспокоились из-за происходящего. Они поняли, что совершили большую ошибку. Они прибежали, упали к ногам саньясина и подошли, чтобы взять у него ребенка.
Саньясин спросил: «Что все это значит? В чем дело?»
Они ответили: «Это не твой ребенок».
Он сказал: «Разве? Мальчик не мой? Сегодня утром вы сказали, что это мой ребенок».
Этот человек был без эго. Люди сказали ему: «Что ты за сумасшедший! Почему ты не сказал сегодня утром, что это не твой мальчик?»
Он ответил: «Что бы это изменило? Мальчик должен быть чьим-то, он мог также оказаться и моим — подразумевая, что мальчик должен быть чьим-то, кто-то должен быть его отцом. — Теперь, когда вы уже оскорбили меня, вы пойдете и оскорбите кого-то другого. Какой в этом смысл? Вы уже сожгли мой дом, теперь вы пойдете и сожжете еще чей-то дом. Какой смысл? Что это сейчас меняет? Все случилось наилучшим образом. Теперь я знаю, насколько глубокими на самом деле являются ваше уважение и любовь ко мне. И я знаю цену всему, что вы говорите. Хорошо, что все это произошло. Этот мальчик оказал мне большую услугу. Теперь я вижу некоторые вещи отчетливо».
Они сказали: «Ты совершенно сумасшедший! Если бы ты хоть намекнул нам, что мальчик не твой, всего этого не случилось бы».
Он ответил: «Что бы это изменило? Пострадало лишь ваше уважение ко мне, которое оказалось разорвано в клочья. Я являюсь монахом ради уважения? Ради почестей, чтобы я мог иметь ваше уважение? Когда я стал монахом, я отбросил потребность принимать от вас почести и немилости. Если бы я вел себя соответственно вашему уважению и оскорблениям, что за монахом бы я был?»